Алесь Кожедуб - Уха в Пицунде

«Не хочет искать, — подумал я. — Интересно, кто на ком женился — он на ней или она на нём?»

— Что я редактору скажу? — причитал Володя. — Купался ночью на пляже и потерял?

— Можешь сказать — украли, — сказал я. — А ты точно его в карман положил? Может, у них осталось?

— В задний карман положил! — хлопнул себя по заду Володя и всхлипнул. — Папик меня в газету год устраивал…

Да, Володю и в Минский университет устраивали. Главбух университета был из Сухуми. Через год его арестовали за взятки и посадили на семь лет. Володя проходил по делу свидетелем, балансируя на зыбкой грани между свидетелем и обвиняемым. Но главбух оказался настоящим мужчиной. В лагере он тоже был главбухом, хорошие специалисты всюду нужны, но из-за того, что специалист он был выдающийся, отсидеть ему пришлось от звонка до звонка. «Мы бы и рады отпустить тебя досрочно, — якобы сказали ему, — но второго такого главбуха ещё не посадили».

В данной ситуации Володя медленно, но верно превращался в обвиняемого. Мне было его искренне жаль, потому что парень он всё-таки хороший.

Анаида вновь появилась, подобно призраку, и протянула что-то Володе:

— На.

— Уд… — пискнул Володя и поперхнулся. — Где взяла?!

— Там, под насыпью, — махнула рукой Анаида. — Когда лезли на неё, выпало.

Я, как и Володя, не верил, что это наше удостоверение. Мы его тщательно осмотрели, обнюхали.

— Оно, родимое!

С пляжа мы побежали рысцой, и дома Володя сразу же полез на антресоли за новой бутылкой коньячного спирта, настоянного на грецком орехе.

— Хороший спирт, — сказал я. — Где его твой папик берёт?

— Это мой папик даёт, — повернулась ко мне вполоборота Анаида. — Директору «гастронома» не только спирт — что хочешь принесут.

«Теперь ясно, кто на ком женился, — подумал я. — Но для дочери директора «гастронома» в центре Сухуми она просто красавица!»

Анаида, по-прежнему не глядя на меня, улыбнулась. Я от греха подальше отвернулся. Благо, стаканчики уже были полны.

— За Анаиду! — провозгласил я.

Володя скривился, но выпил. В спальне запищал Вовчик. Анаида молча поднялась и ушла к нему. Всё правильно. Мужчины пьют, женщины укачивают детей.

Назавтра мы снова сидели на набережной, заполненной девушками, особенно хорошенькими в сумерках. Опять стреляла, не хуже шампанского, «Шушхуна». Опять мы пили неповторимый сухумский кофе — Володя сладкий, я средний, Жан слабый. Опять пивная мафия злобно косилась на неподкупного журналиста, а Жан рассказывал о своей исключительности.

Семидесятые годы медленно переползали в восьмидесятые, и до конца второго тысячелетия было ещё целых двадцать лет.

Вот так потихоньку-полегоньку, из Джубги в Туапсе, оттуда в Дагомыс, затем в Сухуми, я всё ближе подбирался к Пицунде. Не мог я миновать этого благословенного места. Не одному ведь Сталину вынашивать в ней коварные планы, кого, за что и каким по счёту ликвидировать. И не только Хрущёву мараковать на пицундской даче, как «от тайги до британских морей» засеять всё кукурузой. Может, Брежнева на ней и не было, и не поднимал он там в кругу товарищей тост: «Пейте, ребята! Пока я жив — пейте, а там хоть трава не расти!» Но я в Пицунде должен был оказаться. И оказался.

В Пицунде был прекрасный Дом творчества писателей — с просторными холлами, широкими лестничными пролётами, удобными номерами, баром, бассейном, который я, правда, никогда не видел работающим, и многим другим. Путёвку в этот Дом творчества простому писателю получить было непросто, но можно. И я стал в него ездить, чаще всего в сентябре.

Я вырос на Днепре и до сих пор считаю, что истинный смысл человеческой жизни состоит в том, чтобы поймать рыбу. Ты можешь жить где угодно и как угодно, но в урочный день ты, человек, вышедший когда-то из тёплого моря, мастеришь незамысловатую удочку, приходишь к реке, забрасываешь её и вытаскиваешь рыбу. Только ощутив в руке трепетанье холодной рыбьей плоти, ты становишься по-настоящему счастливым, и круглый немигающий рыбий глаз, глядящий сквозь тебя, скажет тебе столько же, сколько и звезда в ночном небе.

Удочку я взял с собой в первый же приезд в Пицунду. Это был четырёхколенный спиннинг, свободно умещающийся в дорожной сумке.

Перед завтраком я пришёл на пирс. На нём уже стоял человек, и по его напряжённой спине я понял, что это рыбак. Места там было достаточно. Я наживил два крючка и забросил их на дно.

— На что ловишь? — повернулся ко мне человек.

— На мидию.