Алесь Кожедуб - Уха в Пицунде

— Как с немецким, а также французским, испанским и итальянским. Генёв, одним словом.

— Понятно, — прищурился на бутылку Михалыч, прикидывая, хватит ли зелья на две рюмки. — Американцы, говорят, на русских похожи.

— Это чем? — снова вышла на веранду Татьяна.

— Просторы одинаковы, значит, и люди похожи, — растолковал Михалыч. — Империалисты.

— И негры империалисты? — удивилась Татьяна.

— Некоторые, — стушевался Михалыч. — У нас ведь тоже кавказцы с таджиками…

— Нечего базарить, если не знаешь, — поднялся Иван Федорович, давая понять, что трапеза закончена. — В Москве чеченами весь гостиничный бизнес схвачен, а ты говоришь — таджики.

Иван Михалыч перечить не стал, хозяйское слово — закон.

«Наша акула к ихней в гости плывет, — подумал он. — Интересно, кто кого слопает?»

— Дай время — и с ними разберемся, — будто подслушав его мысли, сказал хозяин. — Зажрались, паразиты.

За неделю, которая оставалась до вылета в Америку, Иван Федорович собирался поставить на крышке подвала пружину с защелкой. Под полом у него многое хранилось, и не только соленья с вареньями. Ближе к зиме на участках начинали шкодничать бомжи и пьяницы с окрестных деревень, лазили по подвалам и погребам, гадили в домах. А тут на днях коммерческий директор рассказал ему про умельца, ставящего на дверях хитрую пружину — туда войдешь, назад не выйдешь. Иван Федорович загорелся, созвонился с умельцем, подробно расспросил — и решил поставить пружину у себя в подвале.

— Она ведь не только дверь защелкнет, но и крышку подпола? — уточнил он.

— Прихлопнет, как в мышеловке, — заверил умелец, тоже, кстати, Иван.

— Не выберется?

— Если только половицы разберет.

— Пол у меня надежный, — хохотнул Иван Федорович. — А стены кирпичом обложены.

Однажды он уже нанимал сторожем Михалыча, но тот доверия не оправдал. Белым днем кто-то разбил окно на веранде. Из дома ничего не пропало, но Михалычу это зачлось — в застолья почти не приглашали. Сейчас вот рюмаху виски поднесли — но это за отъезд в Америку.

«Меньше будет знать — дольше протянет, — подумал Иван Федорович, глядя в спину соседа, удалявшегося в свою конуру. — На хрена ему этот участок? Ни себе глянуть, ни людям показать. Ну ничего — скоро сам приползет с ключом от дома в зубах».

На дело Михалыч выбрался на следующий вечер после отлета соседей в Америку. Надел свитер, старый тулуп, сапоги — в подвалах зябко даже летом, не говоря уж об осени. В карманах электрический фонарик, дубликат ключа, отвертка, в руках сумка для понравившихся банок.

«Вроде, ничего не забыл?» — остановился он перед соседским забором.

Вечер был теплый. С болота тянуло сыростью, но грибной сыростью, здоровой. Перекликались перед сном птицы, кое-где мерцали слабые огоньки в окнах домов, лаяла вдалеке собака.

«А ведь не догадался ты, хозяин, завести сторожа, — покачал головой Михалыч. — Но это уж не наша вина».

Он оторвал в заборе доску, державшуюся на одном гвозде, протиснулся в дыру и направился к дому. Большой участок тем и хорош, что человека на нем разглядеть непросто. Да и заборы сейчас ставят ого — как ключ от собора.

Михалыч, не таясь, взошел на веранду, посветил фонариком, вставил в скважину ключ и повернул. Замок открылся легко. Теперь следовало расправиться со вторым замком, накладным. Михалыч надел рукавицу, выдавил стекло в окошке на уровне замка, снял рукавицу, просунул в окошко руку и отомкнул защелку. Дверь беззвучно распахнулась.

«Чистая работа», — похвалил себя Михалыч.

В доме он ориентировался хорошо, не один год соседствует. Сдвинул с крышки подпола стол, нащупал кольцо и потянул на себя.

«Тяжелая, зараза, — мелькнуло в голове. — Как ее Татьяна поднимает по десять раз на дню? Пружину зачем-то поставили…»

Придерживая одной рукой крышку, второй подсвечивая фонариком, Михалыч осторожно ступил на лестницу, ведущую в подвал. Пахло укропом и мятой. «В бочках солят», — с удовлетворением подумал он.

Крышка с глухим стуком захлопнулась над головой. Но Михалыч на это не обратил внимания — манили бочки, банки, вязанки, а может, и копченый окорок, заботливо обернутый марлей. Именно так хранил окорока на чердаке отец, царство ему небесное.

Подвал был богатый, но не такой, как у бывшего московского мэра. Не хватало заморских разносолов, а также икры, балыков, буженины, ну и вожделенного окорока. Но в остальном Михалыч не разочаровался. В двух корытах лежали приготовленные к засолке огурцы, в одном крупные, в другом помельче. Три ящика помидоров — спелых, полуспелых и зеленых. Вот эти зеленые Михалыч понюхал с особенным удовольствием. На полках стояли закатанные банки с кабачками, патисонами, грибами — опятами, чернушками и рыжиками. В двух литровых банках были замаринованы белые — их Михалыч отставил в сторону. Из варений он выбрал протертую с сахаром малину, по баночке крыжовника, смородины, абрикосов. Подумав, взял и вишню.