Аркадий Бабченко - Алхан-Юрт; Аргун; Моздок-7

Тимоха коротко бьет меня в челюсть, потом ногой в живот. Я сгибаюсь пополам.

— Придурок, — говорит Тимоха, — ты ничего не видел! Эти «мухи» спишешь на боевые. Знаешь как?

— Знаю, — мычу я в Тимохины берцы. Он ударил меня очень сильно и я не могу разогнуться.

Они уходят. Отдышавшись, я переползаю за стол и открываю книгу выдачи оружия. Ищу пустые строчки за прошедшие дни. Нахожу одну и вписываю туда две украденные «мухи». Получается, что десятого февраля эти две «мухи» уехали в Чечню, вот и подпись Елина, он принял их. Куда они делись потом, никто допытываться не будет — выстрелили, и все. Все равно завтра оружейку у меня будет принимать Смешной, а он примет все. А послезавтра, соответственно — я у него.

На патроны и гранаты не обращаю внимания, закрываю книгу и выхожу из оружейки.

С патронами не сложилось. Когда Смешной с Харитоном потащили сумку в Моздок, они уперлись прямо в огромный живот Чака. Тот зажал их в углу бабочки и отметелил так, что те забыли, как их мамки звали.

Больше всего он бил Смешного. Он бил его и орал:

— Ну ладно, это чмо — связист, — орал Чак, — но ты-то разведчик! Почему ты мне попался, а? Ты что, охренел? А если бы здесь сейчас была комиссия из округа, ты бы тоже на командующего наткнулся? А если чехи? Как ты в разведрейд пойдешь? Как воевать будешь, полупидор?

Нас, связистов, даже начальство не держит за людей. Да и хрена там говорить, рота связи 429-го мотострелкового полка — самое задроченное подразделение во всем Северо-Кавказском военном округе. На нас можно возить воду, избивать сапогами, заставлять рожать деньги, ломать челюсти, пробивать головы табуретками — да мало ли чего веселого может придумать военнослужащий Российских вооруженных сил — мы только мычим, и делаем, что приказано.

На гражданке, когда мне рассказывали про дедовщину, я думал, что так жить не смогу. Просто не выдержу. Ха! Да куда я на хрен денусь! Либо вешайся, либо в рыло получай — вот и весь выбор. Я теперь еще и не так могу…

И вот теперь Харитон и Смешной сидят в штабе и пишут объяснительные.

Писанина эта никому не нужна, никто не будет давать делу ход. Начнутся проверки, понаедет ФСБ, будет выяснять, как сумка с патронами оказалась у двух мудаков-солдат, непременно кого-нибудь понизят в должности а то и посадят. Кому это надо? А так их просто изобьют, в казарме им ещё добавят Тимоха с Боксером, на этом дело и закончится.

Разбитая морда куда лучше, чем двенадцать лет строгого режима.

Я прохожу мимо светящейся бабочки. У Смешного лицо сильно помято, кровь сочится из губ и капает на объяснительную, он её стирает рукавом. В углу стоит Чак. Я успеваю заметить все это мельком, прохожу мимо и иду в шишигу. Сегодня я буду спать здесь.

Следующим вечером разведке все же удается продать «мухи» и еще одну сумку. Поздно ночью они возвращаются из Моздока с пакетом жратвы и выпивки. Кроме того, у них большой кулек героина. В каптерке начинается веселье.

Меня вызывают туда и как соучастнику наливают сто грамм водки.

— Молодец, — говорит Тимоха, — все грамотно сделал. Пей.

Тимоха уже ширнулся, его глаза постепенно стекленеют, он уже плохо видит меня. В каптерке горит свеча, на столе валяется закопченая ложка, Боксер сидит с перетянутой рукой и жгутом в зубах, Саня берет «контроль».

Я выпиваю. Противная водка местного разлива, купленная в кочегарке, ко всему прочему ещё и теплая. Мне протягивают бутерброд со шпротиной. После этого на меня уже не обращают внимания, и, потоптавшись немного, я ухожу.

Тренчик, Зюзик и Осипов уже лежат в располаге, накрывшись одеялами. Мутный и Пинча где-то шарятся. Харитон дневальный.

— Ну, чего там? — спрашивает меня Тренчик.

— Бухают, — отвечаю я, — даже мне налили.

— Блин, — говорит близорукий Зюзик и щурит глаза. — Опять сегодня бить будут.

— Может, уйдем, а? — предлагает Тренчик. — Давайте уйдем?

Уйти, конечно, лучше всего, но для этого придется выйти в коридор, а там — разведка.

Мы дремлем до полуночи, прислушиваясь к разговорам в каптерке и просыпаясь каждый раз, когда там начинаются крики. Потом пьяная обдолбанная разведка вывыливает в коридор.

— Связисты! — орет Боксер. У него совершенно стеклянные глаза и нетвердая походка.

— Связисты! — орет он и заходит в расположение. — Связисты, подъем!

Он скидывает с кровати Зюзика и начинает его бить. Потом поднимает Осипова. Избиение продолжается.

Мы с Тренчиком лежим в темном расположении, накрывшись одеялами с головой, и смотрим на полоску света из коридора.