Алиса Ганиева - Салам тебе, Далгат!

— Она идет по жизни, как по разбитому стеклу босиком, раня в кровь ноги! — восклицал он, теребя очки. — И сегодня она хочет сказать небольшое напутствие нашей дорогой Гюль-Бике, которой мы желаем прославиться на всю страну так же, как Патимат.

Патимат была в летах и пестро разодета. Волосы, собранные в виде высокой башни, украшались большой коралловой заколкой, а пальцы — кубачинскими перстнями. В ушах висели тяжелые серебряные серьги с крупными камнями. Наброшенная поверх ярко-алого свободного платья, схваченного старинным поясом, волочилась по полу длинная зеленая шаль.

— Когда я была маленькая, — начала поэтесса скрипучим голосом, разведя руки в стороны, — я шла с кувшином к роднику, чтобы принести домой воды. Из-за царственных острых гор вставало солнце, и луч солнца отразился в серебре моего начищенного мелом кувшина. И я сказала: «Да, я буду поэтом». Так, во мне до сих пор живет та девочка с длинными косами, готовая вскарабкаться на вершину Акаро, чтобы увидеть восход солнца и радугу, сотканную из частиц рассеивающегося утреннего тумана.

Далгат ерзал на стуле, смотрел на седой затылок Халилбека и ждал, когда сможет подойти поближе и выманить его в коридор. Но тут Халилбек обернулся и оказался вовсе не Халилбеком, а работником какой-то из коммунальных служб, часто виденным по местному телевидению. Почувствовав досаду, Далгат снова оглянулся кругом и увидел рядом с собой худощавого черноусого мужчину с буханкой белого хлеба под мышкой. Буханка под мышкой так удивила Далгата, что некоторое время он молча просидел, разглядывая паркетный пол, а потом обратился к черноусому с вопросом:

— Извините, Халилбек здесь, не знаете?

— Ушел, — отвечал мужчина. — И я пойду уже, часа три сидим, скучно здесь.

— Точно ушел? А куда? — переспросил Далгат.

— Он речь сказал, а потом убежал, на свадьбу спешил. Сюда, в «Халал» у моря.

Далгат вспомнил, что тетя Наида что-то говорила про свадьбу Залбега. Вокруг громко и упорно хлопали, отчасти перекрывая скрипучий голос. По-видимому, речь народной поэтессы затягивалась или шла по неправильному руслу.

— Когда меня обступало лицемерие, — надрывно говорила поэтесса, — я бежала в родной аул и прижималась щекой к его вековым камням. Сила духа предков передавалась мне через эти камни, и я думала: даже превратившись в камень, можно сохранять теплоту души… Я…

Аплодисменты возобновились. Откуда-то с букетом роз выбежал заметно нервничавший ведущий презентации. Он преподнес Патимат цветы и, выждав несколько минут радостных оваций, увел поэтессу вон. Гюль-Бике продолжала торжественно улыбаться.

Внимательно оглядев зал и еще раз убедившись, что Халилбека нет, Далгат начал выкарабкиваться наружу. Тем временем к столу президиума, держа в полных руках микрофон, вышла кокетливая полнозадая дама в блестках.

— Вай, я так волнуюсь, потому что мне предстоит спеть песню на стихи самой Гюль-Бике, — пояснила женщина звучным голосом.

Но Далгат уже выходил на улицу. Вслед за ним вышел худой мужчина с буханкой под мышкой и пожал ему руку, представляясь:

— Яраги.

— Далгат.

— Какой молодой человек — и на вечер пришел, — сказал Яраги. — А я вот не хотел идти. Я уже плюнул на них. Почему, говорю, в лезгинскую секцию захожу, приношу стихи, говорю, так и так, дайте в издательство. Не дают. Почему, говорю, этой Сивли Ярахмедовой пятый сборник выходит. Мне говорят: ама-а-ан, она же в министерстве сидит! А ты не сидишь. Клянусь, так говорят.

Они шагали прямо по краю проезжей части, потому что узкий тротуар уже года три как был перерыт и завален досками. Из распахнутых дверей лавок неслась музыка и голоса. На деревянных стульчиках сидели менялы и зазывали: «Доллары берем, доллары берем». Кое-где пятачки перед частными магазинчиками были выложены цветной плиткой, на которой зимой скользили каблуки красавиц. Вспотевший Яраги вынул из кармана штанов тонкую книжку в мягкой обложке, на которой изображались горы и пирамидка какого-то селения.

— Вот, в Москве только смог издать, мне родственник помог. Почему, говорю, здесь не печатают. Это не стихи у меня, здесь просто размышления о родине, — пояснил Яраги, протягивая книжку Далгату.

Далгат взял книгу, пролистал и положил ее в кожаную папку, рядом с посланием для Халилбека.

— Я тогда в «Халал» пойду, — сказал Далгат. — Мне Халилбек нужен. За книгу спасибо, обязательно прочту.

— Спасибо, дорогой! — растрогался Яраги. — Там мой номер записан, ты мне позвони. Приедешь ко мне в Мамедкалу, у меня там виноград растет, жена долма сделает.