Алиса Ганиева - Салам тебе, Далгат!

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Сразу попав в тесноту, Далгат почувствовал себя плохо, но спасали обступающие навесы. Сначала его как будто охватили стиральные порошки, куски хозяйственного мыла, выжигающие глаза солнечным отсветом щетки для посуды из проволоки, шампуни, резинки для волос, целлофановые пакеты с хной и басмой, лавровые веники. Потом неожиданно и пестро со всех сторон нависли бюстгальтеры с гигантскими чашечками, ворохи разноцветного, дешевого на вид женского белья, два раза Далгата сильно защемило двумя крупными женщинами, выбиравшими себе что-то в проходе. Торговка лет сорока, с золотым зубом, взмахнула красными панталонами перед его лицом: «Молодой человек, купи себе — не пожалеешь» — и затряслась от смеха. Соседки шумно захохотали вслед.

Вырвавшись из тесных рядов, Далгат оказался снова на ярком солнце, и тут же, вылетев, дребезжа, из-за поворота, его чуть не сбила грязная железная тележка, которую быстро гнал перед собой неопрятно одетый человек. «Расходись! Расходись!» — кричал он низким и грубым голосом, который перекрывался из динамиков криком местной мегазвезды. «Бери, хорошие, женщина, очень хорошие», — захлебываясь, нарастало со всех сторон. Черные от загара, измученные торговлей под жарящим солнцем, прикрываясь от неба кусками картона, тут и там сидели и стояли торговцы. Кое-где попадались мужчины, спрятавшиеся в тени «Камазов», а из кузовов скатывались спелые и тяжелые арбузы и дыни. «Слаткий априкос», — читал Далгат пьяными глазами.

Красными горками лезла в глаза малина, рваными бумажными обертками лежал зеленый молодой фундук, солдатскими отрядами громоздились лихо уложенные пирамидки оранжевой хурмы, груш, яблок, помидоров, тут же рядом стручки фасоли, черешня, крупные, мелкие, продолговатые, фиолетовые, зеленые и почти красные виноградные кисти. Ходил, зачем-то неся длинную плеть, усатый сборщик налогов.

Рядом с товаром, выведенные на куске бумаги шариковой ручкой, лепились названия сел, откуда их привезли: «Гергебиль», «Ботлих», «Ахты»… Под прилавками между раздавленными гранатами и персиками ползали полуслепые и блохастые котята. Распаренные и уморенные, с возбужденно бегающими глазами, вокруг двигались люди. Осторожные старушки с аккуратными хвостиками, утомленные девушки в блестящих вечерних платьях, на каблуках и с ведрами огурцов в руках, парни в спортивках, дамы с вуалетками. «Бери, парень, зелень, бери! Петрушка, кинза, укроп! Все свежий!», «Парень, смотри какая картошка, хорошая, не червивая, взвесить тебе?», «Подходи, откуси абрикос, на, пробуй», «Возьми тоже на пробу, парень, яблоки сочные, некислые»…

Далгат прошел мимо и свернул в пахнущий кровью, но темный и прохладный мясной павильон, где с потолка нависали длинные телячьи, бараньи и прочие туши, где тут и там работал ловко и споро топор. «Бери, молодой человек, отличная баранина», «Куры берем, куры берем». В рыбном отделе трепетали еще живые рыбы, ловя последний воздух большими губами, торговки живо обрабатывали и чистили, блестела чешуя. Мужчина в грязном синем фартуке бил большую рыбу головой о прилавок.

Впереди, мельком, знакомый полупрофиль, длинная, толстая, рыжая, почти до колен коса. Сакина шла, чуть отставая от матери, косясь на прилавки, в белых костлявых пальцах висели пакеты с мясом, на пакетах — смуглая женщина с курчавыми волосами и красные латинские буквы. Далгату живо захотелось схватить у мясника нож, пойти вприпрыжку следом, а потом, не давая обернуться, грязным, испачканным кровью ножом отрезать толстую косу, чтобы девушка кричала, плакала, чтобы собралась круглоротая, любопытствующая толпа. Желание было неодолимым. Далгат даже представил, как повернется ее сухая, с хронически синими веками мама, как почернеет от гнева и удивления.

Сакина пробиралась к бело-прямоугольному, слепящему солнцем выходу, из тени на жару, мыслей в голове практически не было. Вчера ходила к портнихе шить юбку, портниха удивлялась, что она не красится. «А почему не красишься? Ну, когда нежарко, наверное, да? Чуть-чуть?». Потом рассказывала о жене своего брата, который не послушался советов родственников, женился на девушке другой национальности, а та, лентяйка и хамка, лежит беременным животом кверху, мажет крем от растяжек, делает маникюр, по хозяйству и не пошевелится. «И страшная она, я тебе говорю, — твердила портниха, — и волос у нее на теле много, даже на спине растут. Я ей говорю: иди к эндокринологу, а она, такая, иди лучше своему сыну сопли подотри! Не, скажи, наглость же, да?». Юбка вышла совершенно возмутительной и разъезжалась по швам.