Александр Муленко - Возвращение Панды

Сестру он не видел долее. Она училась в университете, когда впервые ему надели наручники. Вспоминала ли она невольника, штурмуя вершины науки? Защита диссертаций, семья, уже, наверное, внуки в школу пошли? Слышал Тарантул по телевизору про её успехи, государственную премию пожаловал ей президент России. И стыдно ему было написать ей, поздравить, потому что наперекосяк пошла его собственная жизнь. Кому он нужен такой вот родственник?

— А я не сразу вас узнал, — смутился старик. — Как вы меня нашли?.. Как изменились…

— Годы, брат, не красят, — ответила сестра.

Тридцать с лишним лет разлуки иссекли морщинами забытые лица. Он жадно заглатывал горячий чай, давно уже не носил ему никто передачки, хрустел карамелью и радовался как ребёнок поношенному, но теплому свитеру, в неволе холодно…

— Как мама?

Последний раз осужденный навещал её на свободе. Она уже не могла ходить и умоляла его не пить водки — знала характер заблудшего, предчувствовала беду.

— Умерла как два месяца.

Он поперхнулся снедью и поднял перепуганные глаза на брата. Сестра достала библию и заплакала.

— Мы, брат, со всем сердцем к тебе с бумагами. После матушки дом остался бесхозный. Нужно его продать.

— А я куда на старости лет? Квартира-то у жены покойной была.

— Мы купим тебе полуторку… А пока сидишь — сдавать её будем, а тебе посылки посылать с этих денег. Да ещё на книжку откладывать. И жить на что тебе будет, когда освободишся…

Задумался старик, загрустил. Не забота о нём привела сюда близких, стало обидно, что сразу не рассказали они ему о смерти матушки. Одиноко и сиротливо на душе после таких вот свиданий.

— А ты не сомневайся, — догадалась сестра — За домом уход нужен, глаз да глаз, хозяйство вести и жить постоянно. Нам некогда заниматься этим, да и покупатель есть.

Он решился на этот опрометчивый шаг и дал согласие. Заверили нотариально в присутствии адвоката, пачку чая и банку варенья принес он в отряд…

— Лоханулся ты, кореш, — сосед по шконке смаковал чифир, — Юристы враги простому человеку. Мне сучка моя — защитница прямо сказала перед судом, перепиши на меня хату и получишь условно… Ан, нет, я не стал, — побоялся, а она на суде и рта не раскрыла. Бодался я сам — смеялись судьи… Халява и обман фундамент юстиции. Восемь лет вот сижу, пишу жалобы, а напрасно…

Страшный это был год — девяносто восьмой. Цеха остановились. После обвала рубля нерентабельной стала зона. Невостребованная её продукция не находила сбыта, иностранный товар повсеместно оккупировал прилавки. Оборотные средства растаяли, ресурсы иссякли — инфляция…

Голодали осужденные, пили сечку взахлёб — вылизывали миски. Крутились как умели. Кого не забыла воля, тот и выжил: чаёк да ландорик, а доходяги в лазарете жрали нифеля и загибались от боли в желудке. Ни слуху и ни духу от брата не было…

Новое тысячелетие — новые мысли. На переломе веков задумался Тарантул о прожитой им жизни. Свет божий не грел заскорузлую душу. Криминальные хроники пугали, телевизор глумился над зэками. На смену ножу и топору пришли новые технологии — взрывы и автоматные очереди хлестали Россию. Сотнями погибали люди невинные даже по понятиям душегубов. Население вымирало, отравленное ядом законотворчества людей, приватизировавших Россию. Прибывающие из вне говорили о больших деньгах и о способах их отмывки, сетовали на бедность, и расценки на праведный суд не укладывались в головах у старожилов. На молодое поколение глядели они осоловевшыми от ужаса глазами и запотевали линзы их старых очков… Свободы стали бояться многие, и более те, кому жить было негде и не на что…

— Вот буду на воле, убью брата и вернусь… — попрощался Тарантул с людьми и вышел на улицы города.

Глава, в которой рассказывается о том, как брат убивает брата, но этому мешает маленькая девочка Таня, оказавшись оперативнее милиции и смелее взрослых людей, наблюдавших за дракой.

Освободится иной зэк: в неволе ни «красный» и ни «черный» — серобурмалиновый и неприметный, ан ждет его на улице у самых ворот «Мерседес» или «Форд» какой, кореша с блядьми из окна ликуют. Словно воинский долг Родине отдал или Олимпийские игры выиграл. «Музон» и коньячок — все блага жизни. Но чаще бывает иначе…

Мокрый снег залепил глаза. Злой и холодный. В лагере такого не было: до плаца пушистый не долетал — метелки шуршали быстрее ветра. На воле распутица — грязь и лужи, наледи по асфальту… Старые штиблеты раскисли, и в осеннюю слякоть с головой окунулся Тарантул… Благо, что братки подогнали к звонку из общака добротную овчину и шапку, а то бы слёг сердечный на первой пристани…