Константин Смелый - Кенигсберг дюз пуа

Во время рукопожатия у Гены отчётливо заныло в паху.

- Мне тоже разуться, да? – спросил он, согнувшись.

И тут же горячо покраснел, вспомнив о своих носках.

- Нет-нет, что вы, – успокоила его Чистова. – Спасибо, ребята.

Держиморды интеллигентно попрощались и уехали вниз.

Инструктаж начался не сразу. Около часа Гена нежился в раскидистом кресле, подцепляя со столика радужную периодику и глядя в неё невидящими глазами. Молодой человек с журнальной причёской без конца подносил ему кофе в микроскопических чашечках, за матовым стеклом дверей говорливо делалось телевидение, входили-выходили целеустремлённые люди, с минуты на минуту грозилась наступить его, Генина, всекёнигсбергская, а то и всеевропейская слава, и читать в такой обстановке было решительно невозможно, да и не нужно.

Когда Гена начал дуреть от кофе и видений себя на обложках, вернулась Чистова. Она провела его в кабинет без окон. На стенах, обитых чем-то белым и толстым, висели экраны. По периметру круглого стола в центре кабинета стояли ноутбуки, местами захлопнутые, местами населённые экраносберегающим ёжиком. Ёжик бегал взад-вперёд, то и дело принюхиваясь.

Такого же ежа Гена видел на боку микроавтобуса.

- Присаживайтесь, Геннадий, – бронзовая рука указала на стул у захлопнутого ноутбука.

Сначала Чистова приветливо допросила Гену о жизни в целом. Ему показалось, что с интересом. Пару раз она даже вывела что-то палочкой на экране карманного компьютера. Один раз переспросила. При этом, однако, у Гены осталось впечатление, что за пять минут допроса он не сказал ничего, кроме серии туманных «ну да», «да нет» и «ага-ага».

Затем она спросила, что за человек его друг Дмитрий. Гена протянул кокетливое «нууууу». Взяв покровительственный тон, он описал простодушного скобаря двадцати четырёх лет – работящего таксиста и, по сути, пацана нормального, но всё ж, чего там темнить, не гения.

- И по женской линии – я это уже как бы сплетничаю немножко, да – но по женской линии у Митьки не очень того… Я даже думал, ну, типа свожу его в Кёнигсберг, покажу, что к чему, он тут осмотрится, как бы комплексы преодолеет, – Гена встретился глазами с Чистовой и хихикнул. – Здесь же для этого все условия…

- Вы находите? – риторически удивилась Чистова. Палочка забегала по экрану.

Далее Гена получил шанс правдиво описать своё путешествие. За три минуты он добрался до Литвы. Чистова оборвала его словами «Геннадий, это великолепное роуд-муви», сделала ещё одну заметку и, коротко извинившись, вышла.

- У меня к вам есть предложение, Геннадий, – сказала она, вернувшись.

На этот раз она села прямо на соседний стул, развернувшись к нему. Её ноги пылали в нижнем секторе Гениного поля зрения. Немного легче стало только, когда она закинула ногу на ногу и накрыла колено скрещенными ладонями.

- В одиннадцать двадцать один, – продолжила Чистова, – у нас в прямом эфире пойдёт специальная программа. Напрямую связано с последними событиями. Вы хотели бы принять участие?

- Конечно!

- И вы готовы повторить всё, что рассказали мне? В общих чертах?

- Никаких проблем! В общих чертах!

- Прекрасно, – кивнула Чистова. – Артём – он вам приносил кофе – он покажет вам наше кафе, там можно позавтракать. Потом он вас проводит в студию, – она встала. – Да, и ещё. Вы не могли бы, пока вы здесь, отдать мне ваш мобильный телефон? Я страшно извиняюсь. Это правила информационной безопасности.

Гена запустил руки в карманы.

- Чего-то… Эээ… А я его, кажется, дома забыл…

- Прекрасно, – сказала Чистова.

За двадцать минут до эфира Гене зафиксировали причёску. Затем добрили подбородок, вытерли нос, припудрили щёки, нацепили на воротник микрофон, запустили в студию и посадили на край чёрного дивана.

Другой край и середина пустовали.

И вообще, всё в этой студии было не так, как ещё минуту назад рисовало Генино воображение. Маленькая. Квадратная. Никакого подиума. Никакой массовки, готовой встречать его реплики умелыми аплодисментами. Только разнокалиберные экраны по всему периметру. Не было даже суровых операторов за огромными камерами. Камеры свисали с потолка, торчали из стен и имели самые банальные размеры.

Модный Артём присел на столик перед диваном. Он держал палец на чёрной таблетке в своём левом ухе.

- Ага. Ага. Ага, – повторял он, глядя на Гену и не видя его. – Ага. Ага. Ага.

На экранах металось беззвучное «Евровидение». Обновлялись осенённые ёжиком страницы Фейсбука, Твиттера и сайтов, о которых Гена никогда не слышал. Шевелила губами Светлана Бухгальтер. Устало жестикулировал смуглый хирург в голубой шапочке.