— Ты всегда был чокнутым.
— А ты всегда была сластолюбицей. Совратила этого золотозубого.
Радунская вдруг пугается и плюхается снова на стул.
— Откуда ты знаешь?
— Значит, совратила?
— Да перестань пошлить! — кричит она. — Откуда ты знаешь, что он со мной беседовал?
— А ты напряги свои красивые мозги и подумай.
— Он был у тебя?
— Вот-вот. Молодец. Напрягла.
— И сказал, что разговаривал со мной? Вот гад! Клялся ведь, что беседа конфиденциальная.
— Я сам вычислил, без его помощи. Ну, и как ты меня охарактеризовала?
— Лучше, чем заслуживаешь!
— Спасибо, спасибо. Он и меня помучил, этот сыщик.
И поскольку она все равно сейчас не удержится от вопросов, я сам ей все выкладываю. Так, мол, и так. Задолжал Яхнину энную сумму. А они, Шерлоки Холмсы, прослеживают сейчас все его деловые связи и знакомства. Вот откуда такой интерес к моей персоне.
— А ты успел отдать?
— Нет. Но я отдал его отцу на поминках.
— Для этого и машинку продавал, да?
— Соображаешь.
— Въедливый такой! Целый час меня пытал.
— Понравилась ты ему, видимо.
— Опять!..
Я кладу свою деловую, действующую руку ей на колено, крепко сжимая эту круглую обольстительную коленку, от которой сразу переливается в меня здоровое животное тепло. Подонок Кумиров. Ему, видите ли, требуется в данный момент чье-то человеческое участие. Наверно, и глаза у меня сейчас просящие, щенячьи, бездомно-тоскливые, а то чего бы Радунская вдруг стала гладить меня ладонью по щеке, поговаривая: — Бедный Андрюшка… В какой переплет попал… Она оставляет после себя пакет со всякой вкусной снедью и свежими газетами. В родной «Свободе» я нахожу статью некоего А. Малышева. Под этим псевдонимом (девичья фамилия моей матери) я привык скрываться.
* * *
Ау, мама! Ау, отец! Как вы там, в своем Орле?
* * *
В детстве, помнится… Нет, лучше не вспоминать.
* * *
— Ну, что ж. При таких темпах через недельку, глядишь, отпустим вас на домашнее содержание, — удовлетворенно констатирует мой добрый лечащий врач Константин свет Павлович. — А отчего такая мрачность? — вглядывается он в меня.
— Так. Семейные обстоятельства.
— Ничего, ничего. Все в этой жизни приходяще, — ободряет он меня расхожей сентенцией.
Очередной осмотр окончен. Он удаляется со своей свитой — медсестрой и двумя юными практикантками из медучилища.
* * *
Он удаляется, и он придет завтра утром снова, а следователь Виталий Ильич, значит, Чиж, похоже, обо мне забыл. Я его жду с жадным нетерпением, а он не спешит нанести мне очередной визит. Не означает ли это, что Шерлоки Холмсы вышли на истинный след и отпала надобность в новых допросах Кумирова?
Зато неожиданно появляется в палате тот, кого не жду, — редактор Перевалов, по-всегдашнему озабоченный, высокий, сутулый, со своим неизменным портфелем.
— Ты еще в городе? — удивляюсь я.
— Завтра лечу. Билет в кармане. Знаешь, сколько стоит?
— Тысяч пятьдесят, — называю произвольную цифру.
— А сто двадцать восемь не хочешь? — с каким-то торжеством объявляет он.
— Та-ак, — тяну я. — Подкинули?
— Еще подкинут наверняка. Назад полечу, вероятно, по новой цене.
— А до Новосибирска теперь сколько стоит, ты не в курсе?
— Точно не знаю. Тысяч семьдесят, наверно.
— Та-ак… — тяну я опять. — Кажется, со своей семьей я уже не встречусь.
— Да, Андрей, надо тебе побыстрей их оттуда эвакуировать. Как ты?
— Через неделю, говорят, отпустят.
— Уже через неделю? А не рано? Слушай, Андрей, — вдруг собирает он свой высокий лоб в морщины. — У меня на днях был странный посетитель. И странный состоялся разговор.
— Стоп! — перебиваю я. — Хочешь скажу, кто?
— Ну.
— Некий Виталий Ильич Чиж, следователь. Интересовался неким Андреем Дмитриевичем Кумировым, журналистом. В частности, — усмехаюсь я, — расспрашивал, был ли я у тебя в гостях в воскресенье.
Перевалов откидывается на спинку стула. Помаргивает.
— Все правильно. А что бы все это значило?
— А он тебе не объяснил?
— Очень смутно. Сказал, что ведется какое-то следствие, к которому ты косвенно причастен.
— А подписку о неразглашении взял? — усмехаюсь я.
— Еще чего! Он все-таки не кэгэбэшник. Но вообще-то намекнул, что тебе не обязательно это знать.
— Да, крепко работают ребята! Сначала идет ко мне. Расспрашивает, как я провел воскресенье. Узнает твою фамилию. И полагает, я не допру, что сразу после меня побежит к тебе с проверкой.
Читать дальше