Фрэнсис Мэйес - Под солнцем Тосканы

В более серьёзном отношении Эд изменился под влиянием этой страны. Вначале мы думали, что нам нужен большой участок. Но это только до тех пор, пока мы не начали расчищать землю от зарослей, пока не приступили к её обработке. В лимонарии нашлось много разных инструментов. Дома мы держим свои инструменты в сверкающей красной металлической коробке. Мы не ожидали, что у нас появятся копалка для столбчатых опор, бензопила, ножницы для подрезки живой изгороди, машинка для прополки сорняков, мотыги, грабли, уголок для подпорки дерева, серпы, косы, резаки для снятия винограда. Если бы мы немножко подумали, то поняли бы, что с нас хватило бы очищать землю, подрезать деревья, и всё. Время от времени нужно будет косить, удобрять, придавать деревьям форму. Но мы не представляли, насколько велика сила возрождения природы. Земля способна возрождаться невероятно быстро. Мой опыт садоводства привёл меня к мысли, что растения следует уговаривать. Однако плющ, фиги, сумах, акация и ежевика уговорам не поддаются. Лиана, которую мы называем сорняком зла, обвивает и заглушает всё. Её надо выкопать — целиком, вплоть до корешков размером не больше моркови; так же надо поступить и с крапивой. Просто чудо, что крапива до сих пор не заполонила весь мир. Когда её выкапываешь, даже в толстых перчатках, почти невозможно не оказаться «изжаленной». И побеги бамбука тоже постоянно вылезают из подъездной дороги. С деревьев падают ветки. Молодые оливы приходится подпирать после каждой бури. Террасы надо вспахать, потом обработать дисковым культиватором. Землю возле каждого оливкового дерева надо промотыжить, потом внести в почву удобрения. Виноград требует внимания изо дня в день. В общем, у нас образовалась небольшая ферма, и нам необходим фермер. Без постоянного ухода этот участок за пару месяцев вернётся в своё исходное состояние. Мы можем или воспринимать это как обузу, или получать от этого удовольствие.

«Как поживает Джонни Яблочное Семечко?» — спрашивает меня приятельница. Она видела Эда на верхней террасе, когда он обследовал каждое растение, дотрагивался до листьев новой вишни, собирал камни. Он теперь знает каждый падуб на участке, каждый валун, пень и дуб. Возможно, эта связь возникла за то время, пока он расчищал территорию.

Теперь он ежедневно обходит террасы. Он привык одеваться в шорты, ботинки и «бумажную облегающую рубашку» вроде обрезанной со всех сторон нижней рубашки, какие носил мой отец. Его бицепсы и грудные мышцы рельефно обтянуты, как на картинках с задних обложек старинных комиксов. Его отец был фермером, в сорок лет ему пришлось оставить эту работу и перебраться в город. Его предки родом из Польши. Я уверена, они признали бы его за своего даже издали. В Сан-Франциско он никогда не вспомнит, что надо полить домашние растения, а тут в засушливый период волоком тащит вёдра с водой к новым фруктовым деревьям, посадил особый сорт лаванды с душистыми листьями и читает допоздна о компосте и подрезке деревьев.

До какой степени мы можем стать итальянцами? Боюсь, нас всё равно никогда не примут за местных, мы слишком белокожие, и жестикуляция никогда не будет для нас естественным сопровождением разговора. Я видела, как один человек вышел из телефонной будки с трубкой в руках, потому что там ему было тесно и он не мог размахивать руками во время разговора. Многие останавливают машины на обочине шоссе, чтобы поговорить по телефону; они просто не могут говорить, держа одну руку на руле, а другую на телефоне. Мы никогда не освоим такое искусство беседы, когда все говорят одновременно. Часто из окна я вижу гуляющих по нашей дороге людей. Все говорят громко и сразу. А слушает-то кто? Просто разговор ради разговора. Посмотрев футбольный матч, мы никогда не будем разъезжать по улицам, гудя сиреной, или гонять мотороллер кругами по площади. Политика всегда будет вне наших интересов.

Сначала понятие «Феррагосто» поставило нас в тупик: мы решили, что это отпуск, и только позже осознали, что это состояние ума. Мы и сами постепенно проникаемся им. Попросту говоря, «Феррагосто, 15 августа» подразумевает вознесение физического тела и духа Девы Марии на небеса. Почему именно 15 августа? Потому что в это время так жарко, что невозможно оставаться на земле ещё один день. Купольный потолок собора в Парме отобразил вознесение Марии во славе в сопровождении толпы людей. С перспективы снизу смотришь вверх, на их развевающиеся юбки, когда они парят над полом собора. Это триумф искусства — ни на ком не видно нижнего белья. Но сам по себе этот день — всего лишь ориентир месяца, потому что более широкое значение этого слова — августовские отпуска, период интенсивного laissez-faire — неучастия ни в чём. Мы начинаем понимать, что ежедневные трудовые будни прекращены на весь август. Даже если город наводнят туристы, на дверях лучшего ресторанчика кнопками прикрепят объявление «Закрыто на отпуск», а владельцы соберут вещи и уедут в Виареджо. Деловая логика американцев не мирится с тем, что итальянцы не станут без особой необходимости загребать деньги лопатой в течение туристского сезона и не дождутся апреля или ноября, когда практически нет туристов, чтобы пойти в отпуск. Почему не станут? Потому что наступил август. Число аварий на шоссе стремительно растёт. Прибрежные города переполнены толпами отдыхающих. Мы научились в этот период откладывать в сторону все проекты, более сложные, чем консервирование джема. Или и от этого отказаться? Я собираю сливы в шляпу, сидя под деревом, высасываю сок и бросаю шкурку и косточку за стенку. По всей Италии в полном разгаре празднование Вознесения. В Кортоне устраивают большой вечер: sagra della bistecca — народный праздник бифштексов.