Афим, зачем ты противишься мне, ведь я делаю это не для себя.
Молчание специй — как камень на сердце, пепел во рту.
Это все почему-то напомнило мне горький и желчный смех Мудрейшей много времени тому назад Я знаю, что бы она сказала, будь она здесь:
— Ты всегда была такая, Тило, думала, что все знаешь лучше всех, и предпочла не помнить, что благими намерениями вымощена дорога в самое пекло. А твои намерения — так уж человеколюбивы? Или ты идешь к Гите потому, что в ее запретной любви видишь отражение своей?
Тонкая, как туман, одежда, уже посыпалась, когда я подняла руки к лицу. Я знаю, вы больше мне не поможете, специи.
И тогда я перехожу к следующему плану.
Снаружи льет частый холодный дождь. Его иглы вонзаются в меня, пока я пытаюсь закрыть дверь магазина. Ручка двери скользкая и упрямая. Петли тугие и неподатливые. Магазин своими мышцами пытается пересилить меня. Мне приходится отложить свою ношу — подарок, который я приготовила для Гиты, — чтобы как следует потянуть, подергать, потрясти, пока постепенно по миллиметру не подтягиваю ее, и она наконец не щелкает. Звук острый, как выстрел, как последнее слово. Я стою, дрожа, на ступеньках. Будто наизнанку, — говорит голос в мозгу. Сырость проникает в мои кости, оседая на них, как ил. Я подношу руку к двери, которая выглядит чужой в уличном свете, и неожиданно на меня обрушивается головокружительная тоска бездомности.
Я вернусь скоро, как только смогу.
Зеленая неровная поверхность двери нема, как щит, и выглядит такой же ожесточенной. Мое обещание ее не утешило.
Может быть, она и вовсе меня не пустит, когда я вернусь.
Прекрати, Тило, не делай из мухи слона, змею из веревки. Сейчас есть и другие заботы.
Воздух пахнет как мокрая шерсть животного. Я вдыхаю его, вжимаюсь глубже в свое пальто. Я не боюсь, говорю я себе и раскрываю зонтик, формы огромной поганки, над своей головой.
Решительно я ступаю на безлюдную улицу и иду, пробиваясь сквозь дождь, как сквозь куски подмерзшего стекла, пока передо мной не возникает вывеска SEARS [83] Крупная сеть американских универмагов.
и дверь не раскрывается бесшумно сама собой, как вход в чудесную пещеру, приглашающую меня войти.
Для кого стало привычным каждый день по пути заходить в Neiman Marcus, тем не понять, как мне пришлась по душе возможность затеряться в этом первом для меня американском супермаркете, столь не похожем на мой магазинчик специй. Мягкий неоновый свет льется равномерно, не давая тени, на полированные полы, на блестящие тележки, которые катятся, сопровождаемые медлительными покупателями. Как понравились мне эти бесконечные, бесконечные ряды полок, заставленные товарами до самого потолка, и то, что никто не указывает тебе: «Не трогайте» или не пристает со словами: «Что вам угодно?» Лосьоны из алоэ для омоложения кожи и блюда «под серебро», выглядящие натуральнее, чем настоящие; удочки для рыбалки и ночные рубашки из шифона, прозрачные, как само желание; посуда из жаропрочного материала и японские видеоигры; новейшая кухонная техника и тюбики с пеной для бритья; целая стена, заставленная телевизорами. Захватывающее чувство, что ты можешь протянуть руку — и брать, брать, даже если это тебе без надобности.
Я опьянена этим. Тем, что на какое-то время могу почувствовать себя обыкновенной старой женщиной, которая может щупать ткани, разглядывать ценники, сравнивать цвета, прикладывая материал к моей морщинистой, в пятнах, коже.
Не успела я и глазом моргнуть, как моя тележка наполнилась.
Зеркало. Цветной телевизор, позволяющий мне заглянуть в самое сердце Америки, а значит — и Моего Американца. Набор косметики в косметичке. Духи с ароматом розы, лаванды. Туфли, несколько пар, разных цветов, последние я взяла лакированные — красные, как перец, на шпильках. Одежда, еще одежда: платья, брючные костюмы, свитера, комплект непостижимого американского женского белья. И в довершение всего — ночную рубашку из белого кружева — как капельки росы в паутине.
Тило, ты что, сошла с ума, и для этого ты нарушила правила, переступила границы и вышла в Америку? Ради вот этого?
О, этот голос, едкий, как кислота. Мои щеки вспыхнули от него. Это Мудрейшая, подумала я виновато, потом осознала, что это мой собственный голос. И тем больше стыд от того, что я себе позволяю.
Я бросаю тележку среди полок с красками для волос, захватив только то, что точно мне пригодится. Одежду, в которой пойду к Гите. И зеркало, хотя зачем оно мне, я еще не могу сказать.
Читать дальше