Лорен Вайсбергер - Дьявол носит «Прада»

Бенджамин отсалютовал мне зажженной сигаретой, жутковато светящейся в полумраке зимнего утра, и жестом попросил подойти поближе. Я боялась опоздать, но Эдуардо взглядом просигналил «не волнуйся, ее еще нет, все в порядке», и я направилась к Бенджамину. Весь его вид выражал безразличие и безнадежность. Он небось еще думает, что его босс — настоящий тиран. Ха! Знал бы он! Мне хотелось смеяться во весь голос.

— Ты, похоже, одна приходишь так рано, — промямлил он, пока я искала в сумочке губную помаду, чтобы накрасить губы перед штурмом лифта. — Ну и как у тебя дела?

Он был высоким светловолосым детиной, но сейчас казался таким усталым, таким раздавленным, что в душе у меня мелькнуло сочувствие. Но я и сама чуть не валилась с ног от недосыпания и помнила, какие глаза были у Лили, когда один из его тупых дружков спросил ее, достаточно ли ей было просто смотреть или хотелось присоединиться, — и мое сочувствие как рукой сняло.

— Дела мои таковы, что я работаю на весьма требовательную начальницу и должна быть на работе за два с половиной часа до всех остальных сотрудников этого чертова журнала, чтобы успеть все приготовить к ее приходу. — Я не смогла удержаться от раздражения и сарказма.

— Ого. Да я просто спросил. Извини, если что. И на кого ты работаешь?

— Я работаю на Миранду Пристли, — ответила я и мысленно взмолилась, чтобы это имя не произвело на него никакого впечатления. Почему-то мне доставляло несказанное удовольствие, когда выяснялось, что образованный и успешный человек не имеет ни малейшего представления о том, кто такая Миранда. Это наполняло меня восторгом. И сейчас мои надежды оправдались. Бенджи пожал плечами, затянулся и выжидательно глянул на меня.

— Она главный редактор «Подиума», — понизив голос, ликующе начала я, — и самая большая стерва, какую я когда-либо встречала. Серьезно, честно тебе говорю, я никогда не встречала таких, как она. Она, я думаю, даже не человек…

У меня был наготове неиссякаемый запас жалоб, которые я хотела обрушить на голову Бенджамина, но в это время во мне заговорила наша привычка всегда все делать с оглядкой. Я задергалась, занервничала, во мне вдруг неизвестно откуда появилась уверенность в том, что эта малосимпатичная мне личность, несомненно, подослана подхалимами Миранды из «Обсервера» или с «Шестой страницы». Я понимала, что это смешно, просто чушь собачья. Я знала Бенджамина уже много лет и была вполне уверена, что он не работает на Миранду ни в каком качестве. Правда, не на сто процентов. В конце концов, как можно быть в чем-то уверенной на сто процентов? И откуда я знаю, может, сейчас кто-то стоит у меня за спиной и подслушивает мои дерзкие речи? Допущенный промах следовало немедленно загладить.

— Конечно, она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО самая влиятельная женщина в модельном и издательском бизнесе, а такой человек не может позволить себе рассыпаться в любезностях. Да, с ней нелегко работать, но это можно понять. А с кем было бы легко? Вот так-то. Ну ладно, мне пора бежать. Приятно было повидаться. — И я побежала к входной двери, втянув голову в плечи, как я это частенько делала в последнее время, если мне приходилось разговаривать с кем-нибудь, кроме моих родителей, Алекса и Лили. При этом я не могла удержаться и негромко сказала: «Чур меня».

— Эй, не слишком расстраивайся, — прокричал он мне вслед, когда я бежала к лифтам, — я здесь всего с прошлого четверга!

И, сказав это, он бросил свой тлеющий окурок и в сердцах втоптал его в асфальт.

— Доброе утро, Эдуардо, — сказала я, жалобно глядя на него усталыми глазами, — ненавижу чертовы понедельники.

— Не волнуйся, подружка. По крайней мере сегодня ты ее опередила, — ответил он улыбаясь. Он имел в виду те злосчастные дни, когда Миранда заявлялась в пять утра и ее нужно было проводить наверх, поскольку она отказывалась носить электронный пропуск. Едва добравшись до офиса, она принималась названивать Эмили и мне — пока не добивалась того, чтобы кто-нибудь из нас проснулся, собрался и прибыл на работу так поспешно, словно этого требовали интересы национальной безопасности.

Я толкнулась в турникет, молясь, чтобы этот понедельник стал исключением, но Эдуардо не дал мне пройти без представления.

— Эй, скажи мне, как ты хочешь, как ты правда-правда хочешь, — пропел он с испанским акцентом, ухмыляясь во весь рот. И все удовольствие от того, что я порадовала таксиста и приехала раньше Миранды, исчезло. Мне вновь, как и каждое утро, захотелось через барьер дотянуться до его лица и вонзить в него ногти. Но раз уж я была такая компанейская девчонка, а он был одним из моих немногих друзей в «Элиас-Кларк», я нехотя подчинилась.