— И что же? — Он немного смягчился, но не слишком.
— Не знаю. А что? Может, мы просто не будем созваниваться? Не будем встречаться? Понятия не имею, что из этого получится. Но знаешь, я не хочу совсем тебя потерять, я просто не представляю своей жизни без тебя.
— Да и я тоже. Но я думаю, у нас это еще не скоро получится. Мы ведь не были друзьями до того, как стали встречаться, сомневаюсь, что это выйдет у нас сейчас. Но кто знает? Может, когда-нибудь мы станем умнее и спокойнее…
Я повесила тогда трубку и расплакалась навзрыд — не из-за Алекса, а из-за того, что все так изменилось и уже ничего не вернешь. Я пришла в «Элиас-Кларк» убого одетой, ничего не знающей о жизни девчонкой, а вышла едва начавшей разбираться, что к чему, и такой же убого одетой полувзрослой (все дело было в том, что теперь я отдавала себе отчет, насколько убого я одета). Между тем приобретенного мной за год опыта хватило бы на сотню только что окончивших университет новичков. И хотя во всех анкетах мне теперь неизбежно придется упоминать, что я была уволена, хотя мой парень порвал со мной и я осталась ни с чем, если не считать чемодана (ладно уж, чего там — четырех чемоданов от Луи Вюиттона) с шикарными модными тряпками, — так вот, несмотря ни на что, может, этот год прошел не напрасно.
Я отключила телефон, достала из нижнего ящика стола потрепанную тетрадь, валявшуюся там еще со школьных времен, и принялась писать.
К тому времени, когда я спустилась, папа уже закрылся в своем кабинете, мама спешила к гаражу.
— Доброе утро, солнышко. Вот уж не знала, что ты проснулась! Я убегаю, у меня занятия в девять. Вылет у Джил в двенадцать, так что, если не хотите попасть в самую пробку, поторапливайтесь. На всякий случай буду держать включенным сотовый. Ах да, вы с Лили сегодня придете к ужину?
— Ну откуда я знаю? Я только что проснулась, даже кофе еще не пила, а ты хочешь, чтобы я сказала, вернусь или нет сегодня к ужину…
Но мое брюзжание так никого и не тронуло — когда я открыла рот, мама была уже на полпути к двери. Лили, Джил, Кайл и младенец расселись вокруг кухонного стола и сосредоточенно читали «Таймс» — каждый в меру своих интересов и возможностей. На столе стояло блюдо с какими-то неаппетитными вафлями, бутылка кленового сиропа «Тетушка Джемайма» и масленка, которую никто не потрудился достать из холодильника заранее. Очевидным успехом пользовался только кофе, за которым папа с утра пораньше сгонял в кондитерскую — по понятным причинам папе обычно не нравилось то, что готовила мама. Я подцепила вилкой одну вафлю, положила ее на бумажную тарелочку и принялась резать. Тут же у меня на тарелке образовалась неудобоваримая клейкая масса.
— Это есть нельзя. А что, папа не купил каких-нибудь пончиков или печенья?
— Да-а, спрятал в шкафчике рядом с кабинетом, — протянул Кайл, — чтоб ваша мама не увидела. Если собираешься туда наведаться, может, принесешь сюда всю коробку?
Я отправилась на поиски добычи, и тут зазвонил телефон.
— Алло? — ответила я своим самым недружелюбным тоном. Я в конце концов перестала представляться по телефону как «Офис Миранды Пристли».
— Доброе утро. Можно поговорить с Андреа Сакс?
— Это я. А кто ее спрашивает?
— Андреа, добрый день, это Лоретта Андриано из журнала «Севентин». [24] Популярный ежемесячный журнал для девочек-подростков, тираж около 2 млн экз.
Сердце у меня подпрыгнуло. Я накропала рассказик слов эдак на две тысячи — о девушке, которая так поднялась в собственном мнении, поступив в университет, что начала важничать перед собственными родителями и старыми друзьями. Пустяковая в общем-то вещица, я состряпала ее часика за два, но, кажется, мне удалось сделать рассказ в меру трогательным и в меру забавным.
— Здравствуйте! Как вы поживаете?
— Спасибо, хорошо. Послушайте, ваш рассказ попал ко мне и, должна сказать, очень мне понравился. Нужны, конечно, кое-какие доработки, а язык стоит сделать немножко попроще — все-таки читают нас в основном двенадцати-пятнадцатилетние. Но думаю, в феврале мы его напечатаем.
— Напечатаете? — Я не верила своим ушам. Я послала этот рассказ в десяток журналов для подростков, потом сделала несколько усложненный вариант и отослала в два десятка женских журналов, и никто мне даже не ответил.
— Можете не сомневаться. Мы платим по полтора доллара за слово, нужно, чтобы вы заполнили кое-какие бланки. Вы ведь прежде уже писали для журналов?
— Вообще-то нет. Но я работала в «Подиуме»! — поспешила добавить я, не задумываясь, чем это может мне помочь, тем более что единственное, что я там писала, — записки в стиле Миранды Пристли (и ее почерком). Причем основной целью этих записок было привести адресата в священный трепет. Но Лоретта, судя по всему, не заметила моего прокола.
Читать дальше