Я лежу, выплакавшаяся до донышка, слушаю чьи-то шаги. И хотя мне не хочется ни ужина, ни живой средневековой музыки, я тоже встаю с кушетки и выхожу из комнаты. Вливаюсь в общий поток людей, одетых в бежевый кашемир, и вместе с ними спускаюсь по каменным ступенькам.
От цитадели длинная вереница тянется к замку, белая ракушка хрустит под ногами. Я сворачиваю в другую сторону. Холодок пощипывает лицо и руки, но внутри кашемира мягко и тепло. От заката осталась одна оранжевая слезинка на краю темно-серого неба.
Вдоль дорожек служащие отеля зажигают фонари — свечи внутри стеклянных шаров. Абс. Я иду по памяти: я знаю, куда идти.
Кипарисовая стена, узкий проход рядом с зажженным фонарем, за ним — круглый большой бассейн, подсвеченный изнутри. От его красоты у меня захватывает дух, как до этого от серебряного звона колокольчика. Белый мрамор излучает свет, из-за этого кажется, что кругом еще день. На краю бассейна сидят несколько человек в бежевых купальных халатах, еще двое или трое плавают в бледно-зеленой воде. Я не знаю, мужчины это или женщины, молодые или старые: я уже научилась не смотреть на лица. В стороне — брезентовая палатка.
Пальцы начинают коченеть, я натягиваю на них рукава свитера и зажимаю кулаки. Легкий пар скользит по поверхности воды, вьется тонкими белыми струйками. С каждой секундой небо темнеет, но шар света продолжает висеть над бассейном, как огромный мыльный пузырь, который, кажется, вот-вот лопнет, давно должен был лопнуть, но почему-то висит.
Последний раз я видела Рея в день посещений. Я уже не работала в тюрьме, приехала как обычная посетительница: поставила машину, в проходной назвала свою фамилию. Охранник меня узнал.
В утвержденном списке посетителей Рея моя фамилия не значилась, поэтому пришлось заранее договариваться через Калгари и выслушивать все, что он имел мне сказать: «Послушай, Холли, я ничего не знаю и не хочу знать, понимаешь меня?» Или: «Это, конечно, не мое дело, но люди есть люди, им, знаешь ли, рты не позатыкаешь».
— Он выжил чудом, — сказала я. — Я хочу взглянуть на него еще раз.
— Да мне что, гляди, каждый сам себе хозяин… Но ты ж меня понимаешь, а, сестричка?
И так далее.
В комнате свиданий было шумно, душно, капризничали разряженные измученные малыши, в спертом воздухе висел запах кукурузных чипсов из торгового автомата с микроволновкой. Я ждала, сидя на желтом пластиковом стуле. Рей появился через двадцать минут. У него отросли волосы, и он выглядел загорелым. Или просто казался загорелым после безжизненной бледности, так поразившей меня в прошлый раз. Слов не понадобилось, хватило и одного взгляда, чтобы понять: все по-прежнему. То, что нас связывало, никуда не делось.
Он опустился на стул напротив меня.
— Прекрасно выглядишь.
— Не могу поверить, что ты жив, — сказала я.
— Я тоже. — Он рассмеялся. — Видно, была не моя очередь.
— Я очень рада. Очень.
Потом мы долго молчали, но это ничему не мешало. Мне даже начало казаться, будто мы с ним находимся в настоящем мире или перед самым входом в него, — вот сейчас встанем с пластиковых стульев и уйдем отсюда вместе.
Рей пересел на стул рядом со мной.
— Не страшно было ехать в тюрьму? — спросил он.
— Ничего, я справилась.
Так мы и беседовали — перебрасывались незначащими фразами, подолгу молчали, и молчание было больше слов.
Я собиралась пробыть тут полчаса, но уже прошло сорок пять минут.
— Мне пора.
— Подожди, я хотел тебе кое-что сказать.
Я выпрямилась на стуле.
— Насчет моей писанины. Я понимаю, что это дерьмо.
Я принялась его разубеждать: никакое не дерьмо, просто это черновой текст, с ним еще надо работать и работать, так всегда бывает, у всех, это еще только самое начало, — но Рей поднял руку и прижал палец к моим губам. В первый раз ко мне прикоснулся.
— Я хочу тебе это подарить, — сказал он. — Подарок не ахти какой, это мы обсудили. Но, может, у тебя получится что-то из него сделать.
Он поднял на меня глаза, и я увидела в них ту надежду и ту веру в меня, которые наполняли мою жизнь несколько месяцев, пока шли занятия. Но занятия уже кончились.
Он следил за моим лицом.
— Или не получится. Не важно. Но я писал это для тебя.
— Оставь себе, — сказала я.
Мне показалось, что он вздрогнул.
— Почему?
— Я не умею писать. У тебя это лучше получается.
— Не верю.
— Мне очень жаль, — сказала я. Меня распирало, я должна была ему признаться. — Я устроилась на эту работу по поддельной справке. У меня даже нет диплома.
Читать дальше