Дженнифер Иган - Цитадель

— Но будет, — вмешивается Руфус. — Оснований для обыска предостаточно.

— Не исключено, что нам выдадут ордер, Холли. А ты ведь знаешь, во время таких обысков наши ребята не слишком заботятся о личном имуществе…

О да, я это знаю. Если не слишком заботиться, то можно крушить и ломать все подряд, а подушки и матрасы вспарывать ножом. Если не слишком заботиться, то твой дом уже никогда не будет таким, как раньше.

— Хорошо, — говорю я. — Только, пожалуйста, в комнате у девочек постарайтесь поаккуратнее.

Но Руфус уже ринулся по коридору прямиком к закрытой двери нашей с Сетом спальни. Они думают, что Рей может прятаться у меня в доме, вдруг понимаю я, — и мне самой на секунду начинает казаться, что так может быть, и внутри все переворачивается от желания, чтобы так было. Я притягиваю Габи к себе.

Когда они переходят в детскую, я бросаюсь им вслед.

— Пожалуйста, осторожнее с ширмой у окна, хорошо? — прошу я и смотрю на часы. Меган должна вернуться минут через сорок — сорок пять.

Я снова иду в общую комнату. Габи, спиной ко мне, стоит на коленях на кушетке и смотрит в окно.

— Эй, — говорю я ей и сажусь рядом.

Она не отвечает, молча смотрит перед собой. Взгляд пустой, безразличный. Как у Меган.

Голова Руфуса высовывается из комнаты девочек.

— Кто спит на раскладушке? Между двумя кроватями?

— Я там сплю, — говорю я и чуть не добавляю: «Со дня побега», — но вовремя останавливаюсь.

Они возвращаются из детской и начинают осматривать кушетку вокруг нас с Габи. Мы перебираемся на табуретки, на которых сидели, когда подъехала машина. На столе перед нами тарелки с недоеденным ужином. Может, отдать им рукопись Рея, рассеянно думаю я, и тогда они отстанут? Хотя вряд ли. Тогда будет еще хуже.

Габи наклоняется вперед и кладет голову на стол между двумя тарелками. Я начинаю легонько массировать ей спину. Руфус роется в ящике с инструментами, что стоит у Сета на полке над телевизором. Он что-то вытаскивает оттуда и говорит:

— Пит.

От того, каким тоном он это произносит, я вздрагиваю и поворачиваю голову. И даже теперь, когда я уже вижу, что Руфус нашел пакетик с метамфетамином (и, значит, Сет нарушил наше самое железное правило: никогда не держать лед в доме, лучше уж носить с собой, но никогда в доме, иначе мы все оказываемся под подозрением — хотя что торчку какие-то правила?), когда страх сжимает мне горло при мысли о том, что сейчас должно произойти, — даже теперь я продолжаю массировать спину Габи, потому что это ее успокаивает, и если я могу хоть чуть-чуть оттянуть миг, когда ее покой будет нарушен, я должна это сделать. И я оттягиваю этот миг.

Я смотрю на Пита, потому что его лицо, как барометр, показывает мне общее состояние дел. Вид у Пита такой, будто его сейчас вырвет. Руфус подходит ко мне с пакетиком в руках.

— Вам известно, что в этом пакете? — громовым голосом спрашивает он, и Габи испуганно вскидывает голову.

— Похоже на лед, — говорю я.

— Похоже? Хотите сказать, что вы не имеете к нему никакого отношения?

— Думаю, что к нему имеет отношение мой муж. Он иногда употребляет.

— Нам придется попросить вас поехать с нами.

— Стоп, стоп, — говорит Пит. — Ее-то за что?

Руфус смотрит на Пита изумленно, словно не веря своим ушам:

— Мы только что нашли в ее доме пакет с наркотой — и ты считаешь, что ее не за что арестовывать?

— Но лед же не ее, а Сета, — говорит Пит. — Я знаю этих людей.

— Вот именно. Знаешь. И из-за этого ты крутишь и юлишь с самой первой минуты, пытаешься выгородить свою знакомую, вместо того чтобы действовать по инструкции. Мы блюстители закона, Пит. Ты считаешь, что раз наркотик нашли в доме у твоей приятельницы, то надо отвернуться и сделать вид, что ничего не было? Напрасно ты так считаешь. Можешь нарваться на крупные неприятности.

— Не надо, — прошу я. — Пожалуйста.

Пит, кажется, готов провалиться сквозь пол. И я понимаю, что сейчас все произойдет, потому что у Пита четверо детей и он не может себе позволить нарываться на крупные неприятности.

Габи обхватывает меня обеими руками и повторяет:

— Не уходи, мамочка, пожалуйста, не уходи!..

Но что-то во мне уже омертвело.

— Все будет хорошо, малыш, — говорю я и, расцепив ее руки, иду к телефону. — Мне надо позвонить бабушке.

Я набираю мамин номер. Только бы она была дома. Давно мне не приходилось звонить ей с такими просьбами.

Длинные гудки. Габи начинает плакать. Пит оборачивается к напарнику и говорит: