Роман Сенчин - Иджим (сборник)

Потом выяснилось, что огородом здесь заниматься – дело сложное. С водой проблемы, напорная башня не действует, и пришлось забивать скважину; полмесяца муж с сыном Юрой каждый день с утра до ночи кувалдой по трубе стучали, по сантиметру сквозь скальный пласт ее двигали. К тому же накрывают село выбросы алюминиевого завода (он километрах в пятидесяти от Малой Кои, но все равно достает, да и направление ветров способствует). После этих выбросов – черными туманами их здесь называют – даже картофельная ботва словно бы обугливается, не говоря уже о помидорах, огурцах, перце – они только под целлофаном… А на огород в смысле зарабатывания денег очень рассчитывали. Три теплицы поставили, но выращивать столько, чтобы всерьез торговать, все равно не получилось. И спрос на овощи в этих краях не такой, как в Туве, – здесь каждый в общем-то имеет свой клочок земли, еще со времен декабристов земледелием занимаются…

Много, да, много неприятностей, бед было за последние годы, но все они тускнеют, все отступают перед одной… Смерть Юры застилает остальное… Начал учиться в педагогическом училище в городе, двадцать три было ему, как раз за год до переезда вернулся из армии. И вот однажды во время сильного ветра возвращался в общежитие… а перед тем перестилали шифер на крыше и не закрепили несколько листов… Сорвались, и один ребром прямо на Юру… Говорят, наказали кого-то за халатность; похороны РСУ на себя взяло, которое ремонт крыши осуществляло… Теперь лежит сынок на новом кладбище, что растет за северным концом города в бесплодной каменистой степи. Добраться туда без машины – эпопея целая: от ближайшей автобусной остановки километра три пешком, петляя меж предприятий, складов, очистных сооружений…

На похороны приезжали старшие – сын Андрей из Новосибирска и Ольга, дочь, из Кемерова. Нехорошо они себя повели, не напрямую, но дали понять, что родители виноваты – переехали, мол, в какую-то глухомань, деньги профукали (а за квартиру, дачу, гараж удалось выручить копейки – многие тогда продавали), и Юре пришлось в общаге ютиться… Пять лет с тех пор прошло, и вот только этой весной кое-как отношения с Ольгой стали налаживаться, но благодаря тоже печальным обстоятельствам. Разводится она с супругом, делят двухкомнатку, судятся, и пока что Ольга привезла сыновей – шестилетнего Вадика и двухлетнего Юру – родителям. В апреле привезла, второпях, как сказала, на пару недель, почти без сменной одежонки, а уже июль кончается, до холодов недалеко… Конечно, радость, что рядом внучата, а с другой стороны… Как вот их оставлять без пригляда, когда торговать уезжаешь? Муж-то лежит.

Много лет она была воспитательницей в детском саду, в Доме пионеров кружки вела, а в деревне пришлось последние три года до пенсии работать уборщицей в школе, и это было везением – работы почти нет, совхоз, в который входила Малая Коя, развалился; люди кормятся, как кто может, – одни огородом и животиной, другие воровством. Муж Натальи Сергеевны, электромеханик, так места и не нашел, да и заболел после Юриной смерти: два инфаркта, потом отнялись ноги; оформили первую группу инвалидности…

Как-то страшно быстро и неожиданно постарели они, обессилели. Сюда переезжали еще бодрыми, крепкими, планы новой жизни строили, а тут словно в мышеловку попали. Прищелкнуло – и не освободиться, не дернуться, кости переломаны. Узнали деревню, поняли, что совсем это не садово-огородный кооператив, а страшный, жестокий мирок, что не найти им здесь друзей; каждое семейство живет особняком, и чем работящей семья, тем сильнее враждует с окружающими, никого не подпускает к себе, – может, напуганы жуликами, ворами, алкашами, в каждом их подозревают… Да, кто что-то имеет, постоянно живет с чувством страха, что в любой момент (только слабинку дай) запросто лишится этого немногого; дошло до такого: гусей и уток перестали на пруд выпускать – вечером и половины из стада можно недосчитаться. Отправляя корову на выпас, дрожишь – вернется она или нет. Пастух на самом деле никакой ответственности не несет, может и отмахнуться запросто: «Забрела куда-нибудь. Что я, стоглазый, что ли?!» И бегай всю ночь по бору, по заброшенным, заросшим колючим осотом полям, зови свою «дочу», а от нее – бывали в Малой Кое такие случаи – лишь кишки да окровавленная шкура тебе остались…

В позапрошлом году, словно вдобавок к прочему, пришла новость: скоро село вполне может ухнуть под землю.

Давно всем было известно, что километрах в пятнадцати от Малой Кои еще с дореволюционных времен остались угольные шахты. Почти без всяких наземных сооружений, просто ямы и вокруг кучи не зарастающей кустарником и травой глубинной почвы… Старики пугали детишек историями про призраков, что бродят ночами вокруг шахт, а на головах у них горят свечи, и кого поймают живого, утаскивают в холодные, бездонные норы… Но в действительности происходит куда страшнее: подземная река нашла шахты и затопила их, стала размывать породу, пробиваясь к Енисею кратчайшим путем. И на пути у нее оказалась Малая Коя. И уже в трех-четырех километрах от села появились провалы.