Кларисе Лиспектор - Осажденный город

Здания, выложенные изразцами, стояли у самой воды, и весь городок будто вытянулся в один ряд для тех, кто явится из моря. Позади этого ряда все беспорядочно громоздилось, разрушаясь в жаре и рабстве, и женщины сидели у окон, глядя на редкие облака или наблюдая дощатый причал, что связывал землю с парусниками и лодками.

По ночам море темнело, а причал белелся, и взлетали ракеты, с треском разрываясь над крышами и будя людей. Пока молчанье глубокой ночи не возвращалось и узнавались снова успокаивающие удары волн.

То был час, когда дозорные начинали свой обход и с терпеньем высвечивали время от времени предметы из мрака. Поутру волна спадала, день рождался свежий, ветреный. Но постепенно остров просыхал снова, и к десяти городок был уже сух — причал пылал, путешественники на нем, ослепленные, мучились натощак: улицы были как в огне.

Все это Лукресия видела, едва ступив на землю поселка. То была ее земля обетованная.

Где бы ни создавался город, она уж тут как тут, чтоб строить его: электрические провода бара блестели алым шелком фонариков, и старуха, ползая на коленях, мыла лестницу.

— Кофе с молоком, пожалуйста, — сказала Лукресия, хмурясь, но радуясь.

И уже когда почти стемнело, усталая от ходьбы, она увидела наконец, как открылись двери консультации доктора Лукаса и оттуда вышел тяжелой походкой мужчина. Он показался ей довольно постаревшим, но, однако, таким же спокойным, каким она его знала. Она быстро пересекла мостовую и преградила ему путь, тихонько смеясь.

В полутьме она не видела его удивленного лица, но услыхала глухой голос, прошептавший ее имя, и нахмурилась, поняв, что она все еще та самая, кого можно называть Лукресия Невес из Сан-Жералдо.

Они совершили прогулку по местному парку, как прежде гуляли по парку предместья. Врач показывал ей общественные здания и памятники… А вдалеке высилась лечебница, где его жена находилась теперь постоянно, что вынудило его перенести свою консультацию на остров.

Лукресия шагала рядом с ним, городок тупо темнел, огни зажглись наконец. Врач даже купил ей кулечек конфет, Лукресия с беспокойством смотрела в темное небо.

Рассказывала ему о Матеусе, о доме на Базарной Улице, но сквозь ночь, которую море полнило солью, ничто не получало своего завершения, ветер приносил и уносил слова, и дорожные столбы криво отражались в воде.

Доктор Лукас был спокоен, как человек, который действительно работает. Было как-то даже унизительно замечать, как, сильный и малоречивый, он не раскрывался и не замыкался в себе. Врачу Лукресия не должна была говорить о блузке, какую собирается вышивать; она всегда подражала своим мужчинам.

Быть может, дом среди роз был лишь начало, и уже этой ночью узнает она другой порядок вещей… и ей уже хотелось притронуться к этому новому, и опять повеяло от доктора Лукаса неизвестностью в том, что способен он совершить и что старалась она угадать, наблюдая за ним, словно могла пособить ей в этом своей темнотою опускающаяся ночь.

Когда он помогал ей надевать пальто и пока проводил рукой за ее плечами, на краткий миг Лукресия Невес отклонилась назад… Стали более живыми его движенья? Угадал он что-то? Или ей показалось?

От неизвестности туманный свет зажегся на одном из фонарей, и миг этот зазоло-тел в ночи, от неизвестности и удовольствия маленькая женщина глубоко дышала, задумчиво следя глазами за машиной, трясущейся по неровным камням: колеса скрипели, и доктор Лукас рассказывал, что сделано им за сегодняшний день, а она прерывала его, кривя губы.

— Доктор Лукас, доктор Лукас, вы слишком много работаете! — говорила она, пользуясь случаем, чтоб тронуть его за рукав.

Врач, поблескивая усталыми глазами, смеялся над нею…

— Ах!.. — вздохнула маленькая женщина.

— В чем дело?

— Да вон та звезда, — сказала она со слезами на глазах, в порыве искренности, какая, ища выраженья, оборачивалась ложью… — Просто я обернулась и увидала звезду, — добавила она, купаясь в прелести своей лжи.

На сей раз доктор пристально взглянул на нее сквозь темноту.

Она покраснела. Но он смотрел на нее с силой и пониманием, ведя ее, уже с начальной суровостью, через темную дорогу и опасаясь дотронуться до нее.

Еще минута — и это опасенье сделало шаги обоих неустойчивыми и подвело к какой-то крайней черте. Все было так чудесно, и Лукресия Невес Коррейя уцепилась левой рукой за тяжелую ветку, которая свесилась так низко, что растрепала узел ее волос, вырвав у нее восклицание, восторженное и горестное немножко.