Ирвин Шоу - Хлеб по водам

Женщина вяло и презрительно отмахнулась. Ногти, длинные и заостренные, как у птеродактиля, были покрыты пурпурным лаком.

— Херби, — протянула она, — ты меня утомляешь.

Соломон пожал плечами. Лицо у него было загорелое, пряди волос, спадающие на темный лоб, казались по контрасту почти белыми. Стрэнду хотелось спросить, где он умудрился так загореть в декабре в Нью-Йорке, но по выражению лица Соломона понял, что тому сейчас не до светских бесед. На лице же Джимми застыло упрямое выражение, столь хорошо знакомое Стрэнду еще с тех времен, когда мальчику только-только исполнилось восемь.

— Аллен, — начал Соломон, и голос его вновь зазвучал приветливо и дружелюбно, — если останетесь в городе, может, завтра позавтракаем вместе?

— С большим удовольствием, — ответил Стрэнд.

— Тогда у «Сарди», в час дня, — сказал Соломон. — Это совсем недалеко от моей конторы. На Западной Сорок четвертой.

— Да, я знаю, — ответил Стрэнд.

— Я заранее закажу столик. — И с этими словами Соломон вышел, не удостоив взглядом Джоан с Джимми и даже не попрощавшись.

— Корабли проплывают в ночи… — нараспев заметила Джоан Дайер, когда дверь за Соломоном захлопнулась. А потом улыбнулась своей пурпурной улыбкой Стрэнду. — А теперь позвольте налить вам выпить. Правда, должна предупредить: это коктейль из сока морковки и петрушки. Я не имею привычки травить своих гостей алкоголем и сигаретами.

— Спасибо, я не хочу пить, — ответил Стрэнд, несколько удивленный словами подруги сына. Он полагал, что профессия должна накладывать какой-то отпечаток и что дамы, подобные Джоан, непременно балуются марихуаной или еще чем похуже. Нет, женщина, предпочитающая морковный сок, вряд ли может представлять опасность для Джимми.

— Прошу вас, присядьте, — сказала Джоан. — Хочу рассмотреть вас получше. Джимми так много о вас рассказывал. Надо отметить, вы воспитали совершенно замечательного сына. — Стрэнд опустился на низкий и мягкий белый диван и почувствовал, что провалился почти до уровня пола. Интересно, как он теперь встанет? Без посторонней помощи, пожалуй, не обойтись, подумал он. — Знаете, работающие в нашем бизнесе молодые люди обычно плюют на свою семью. Они так незрелы, презирают родителей, сильно преувеличивают свои таланты и способности… знаете, это как глоток свежего воздуха, видеть вас вместе, рядом! Я нисколько не кривлю душой, поверьте, мистер Стрэнд!..

— Джоан, — резко и повелительно одернул ее Джимми, — кончай молоть муть!

Женщина укоризненно покосилась на Джимми, затем одарила Стрэнда мрачной улыбкой и как ни в чем не бывало продолжила:

— Вот я все смотрела на вас, мистер Стрэнд, и только теперь начала понимать, что Джимми унаследовал ум и чувство собственного достоинства именно от вас. Стоило мне впервые увидеть его — и я тут же преисполнилась доверием, ощущением, что наконец нашла именно того мужчину, которого искала всю свою жизнь. Пусть он молод, почти мальчик, но он тем не менее настоящий мужчина, на которого можно опереться. Его суждения в любой области, будь то личные отношения или исполнительское искусство, отличаются зрелостью и чисто интуитивной правотой. Я говорю это специально, чтобы объяснить, почему произошла неприятная сцена с Хербом, свидетелем которой вы только что стали. Полагаю, что позднее Джимми посвятит вас в детали. А теперь прошу прощения — я вынуждена вас покинуть. Мне еще надо закончить паковать вещи. Самолет вылетает завтра, на рассвете, едва успеет подняться солнышко, так что прошу: постарайтесь не слишком задерживать моего дорогого Джимми, мистер Стрэнд. Надеюсь, вы обязательно навестите нас в Калифорнии, в самом скором времени и непременно с вашей прелестной женой, чью фотографию Джимми мне показывал. Что за счастливая, благословенная Богом семья! Сама я была совершенно беспризорным ребенком, перебиралась от одних родственников к другим, так что поверьте, я глубоко ценю семейные узы и…

— Черт побери, Джоан, — перебил ее Джимми. — Но ведь твой папаша до сих пор владеет половиной штата Канзас, а у твоей матери есть собственные скаковые лошади!

— Я беспризорница в душе, — ничуть не смутясь и с преувеличенным чувством собственного достоинства ответила женщина. — Вот почему публика столь эмоционально откликается на мое пение. Я пою об одиночестве заблудшей американской души. — Она приблизилась к Стрэнду и, грациозно нависая над ним, одарила еще одним поцелуем, на этот раз в лоб. — Спокойной ночи, добрый, дорогой отец, — сказала она и выплыла из комнаты.