Алан Холлингхёрст - Линия красоты

Но тут Ник осторожно положил салфетку, пробормотал:

— Прошу прощения… мне так неловко… — отодвинул кресло и бросился вон из столовой.

— Что такое? Ах, мочевой пузырь слабоват! — проговорил Бертран так, словно этого и ожидал. — Совсем как у моего сына!

Ник готов был согласиться с любым предположением, лишь бы ему дали отсюда смыться; и Уани, с нетерпением, почти со скукой на лице, тоже поднялся и сказал:

— Я покажу тебе, где у нас туалет.

День выдался утомительный. С утра приходил настройщик, а с двух до пяти репетировала пианистка — Нина Как-ее-там, как именовал ее Джеральд. Настройщик оказался настоящим садистом: хмурился и неодобрительно качал головой на глубокий колокольный призвук, придававший роялю Федденов особое очарование («Во всяком случае, Листу на нем играть нравилось», — заметила Рэйчел), и время от времени, оторвавшись от трудов, с видом недовольного пианиста перед концертом безжалостно выжимал из инструмента смачные аккорды и арпеджио — последнее, право, было еще хуже настройки. Сухонькая Нина тоже сводила Ника с ума: снова и снова она проигрывала одни и те же фрагменты из Шопена и Шуберта, и всякий раз, стоило музыке зацепиться за сердце и найти в нем отклик, пианистка прерывалась и начинала тот же пассаж сначала. Темпераменту нее был завидный, а левая рука просто необыкновенная. Начало шопеновского Скерцо № 2 она играла так, как курьер заводит мотоцикл. Когда она закончила, Ник помог Елене принести из залы старинные позолоченные бальные кресла. Диван застелили новым покрывалом, на лестнице Елена расставила высокие вазы с цветами, и в доме воцарилась тревожная атмосфера готовности к важному событию. Была у Ника и собственная, личная задача — позвонить Ронни; время подходило к шести, и он поглядывал на часы с таким нетерпением и ужасом, словно сам должен был выступать перед гостями.

Первую телефонную будку он нашел на Ледброук-Гроув: но она стояла бок о бок с другой, и Нику подумалось, что мужчина в той, другой будке может услышать разговор. Тем более он, кажется, и звонить не собирается — просто стоит там, как будто его поджидает. И потом, эта будка слишком близко от дома. Он не имеет права бросать подозрение на Джеральда. Ник двинулся вниз по холму и вышел на улицу, на его взгляд куда больше подходящую для незаконных операций. Здесь был телефон — один, на углу, и, когда Ник подходил к нему, из будки как раз вышел человек, с виду вполне похожий на наркомана. Ник вошел в будку, судорожно вдохнул затхлый воздух, достал бумажник и дрожащими пальцами начал рыться в нем в поисках клочка бумаги с телефоном, от души жалея, что не может сейчас ни нюхнуть порошка, ни хотя бы глотнуть джина с тоником. Ах, если бы звонил Уани — как всегда, из машины, с переносного телефона! Подарив Нику деньги, Уани завел привычку перекладывать на него дела, которые прежде спокойно делал сам. Уани говорил ему, что никогда в жизни не звонил с телефона-автомата, да и на автобусе никогда не ездил — должно быть, это ужасно, добавлял он. Он никогда не вдыхал этот кошмарный воздух, с запахом черной пластмассы, протухшей мочи, застарелого сигаретного дыма, эту сложную вонь, от которой внутренности…

— Але?

— Э-э… здравствуйте, это Ронни?

— Угу.

— О, привет! Это Ник, — начал Ник, решительно улыбаясь черному пятну на стене. Все это очень напоминало звонок интересному парню, с которым познакомился где-нибудь на вечеринке — только, конечно, было куда опаснее. — Ты меня помнишь? Я друг… э-э… Энтони…

Наступило молчание. Ронни думал; Ник тяжело дышал в трубку.

— He-а. Не знаю никакого Энтони. Может, Энди?

Ник деревянно хихикнул.

— Ну, тот парень из Ливана, на белом «Мерседесе»… он еще себя называет Уани…

— А, ну да, ну да! Ронни… — проговорил Ронни и засмеялся. Ник на мгновение задумался о том, как выглядит Уани в его глазах. — Тот, с переносным телефоном. А он из Ливана? Я и не знал.

— Уани? Да, он родился в Бейруте, но учиться приехал сюда и, собственно говоря, с десяти лет живет в Англии, — объяснил Ник, по своему обыкновению самое главное запихнув в середину предложения.

— Ну ладно… — помолчав, проговорил Ронни. — Так что, ты, наверно, со мной встретиться хочешь? Потолковать кое о чем?

В Ронни, говорил Уани, хорошо то, что на него можно положиться. Он работает с серьезными людьми, и товар у него всегда первоклассный. Конечно, за грамм у него цена немаленькая, но за четверть унции он дает скидку. (Четверть унции составляет семь граммов — единственный метрический эквивалент, который Нику удалось запомнить.)