Алан Холлингхёрст - Линия красоты

В белом полотенце, туго обернутом вокруг ягодиц и набухшего члена, он казался таким черным, как никогда. Аккуратно сложенную одежду он держал в руках, словно призывник; войдя, огляделся вокруг и положил ее на стол, возле стопки голубых библиотечных книг. Подмигнул Нику — однако в нем чувствовалась скованность, видно было, что он смущен новизной и необычайностью обстановки. Ника вдруг охватил страх: что, если сбывается один из его кошмаров — двое любовников, сняв на ночь номер в отеле, вдруг понимают, что они друг другу чужие? Но нет, это же смешно — они всего-навсего поднялись наверх. И как хорошо, что ему хватило смелости привести Лео сюда!

— Извини за кровать, — проговорил он и, откинув одеяло, подвинулся, чтобы дать ему место.

— А? — переспросил Лео.

— Боюсь, спать нам тут будет неудобно.

Лео сбросил одеяло и серьезно, без улыбки взглянул на Ника.

— А я сегодня спать и не собираюсь, — ответил он.

Ник застонал и протянул к нему руки. В первый раз он видел обнаженное тело Лео; и в первый раз видел на его лице, то бесстрастно-внимательном, то циничном, то беззаботном — обнаженное чувство. Не страсть, нет, не только страсть — в лице его Ник прочитал укор самому себе и сожаление о своей прежней медлительности, тщеславии и слепоте.

Ник, шедший первым, открыл калитку и придержал ее для Уани, чтобы внешний мир всего на несколько мгновений — пока не захлопнулась дверь с табличкой «Только для мужчин» — узрел ослепительное видение обнаженной плоти. Внутри под узким навесом располагался залитый бетоном двор, огороженный со всех сторон, со скамьями вдоль стен. Было бы в нем что-то от классического дворика, если бы не трубы и рифленое железо. Впрочем, от непринужденно выставленной напоказ наготы так и так попахивало классикой, а бетон, железо и запах стоялой воды напоминали об английской школе, где тоже презирается комфорт. По дороге через двор Ник кивнул двоим-троим знакомым, загоравшим во дворе с книжками и полотенцами. Его появление не осталось незамеченным: замерли или замедлились кое-какие разговоры, кое-какие взгляды поднялись, любопытно его обшарили, словно касаясь невидимыми пальцами, и переместились — с куда большим и нетерпеливым любопытством — на Уани, шедшего сзади. Его красота, отражающаяся в ледяно-голубых зеркалах, была здесь в новинку, и, когда они сели, лишь Ник заметил в его полуулыбке напряжение.

— Очень уж здесь примитивно, — заметил Уани так, словно это место подтвердило какие-то его подозрения насчет Ника.

— Знаю, — ответил Ник и улыбнулся. Это его и привлекало.

— А куда класть вещи?

— Просто оставь тут. Ничего с ними не случится.

Но Уани поморщился. В кармане джинсов у него лежали ключи от «Мерседеса», а часы, как он уже неоднократно сообщал Нику, стоили тысячу фунтов.

— Может быть, мне лучше не ходить внутрь? — проговорил он.

Похоже, Ник, никогда в жизни не владевший никакими материальными ценностями, совершил промашку — не учел потребностей миллионера.

— Правда, никто их не тронет. Оставь здесь. — И он протянул ему рюкзак с полотенцами и плавками.

— У меня часы стоят тысячу фунтов, — сказал Уани.

— Просто никому об этом не говори, — улыбнулся Ник.

Неподалеку от них обсыхал после купания приземистый кривоногий старик, покрытый коричневым загаром. В последний год Ник постоянно его здесь видел, то во дворе, то на бортике, то в самом пруду, но чаще всего — во внутреннем дворике, где люди в жаркие дни загорают обнаженными, лежа бедром к бедру. Морщинистое лицо его было все еще красиво: Нику казалось, что этот четкий профиль, приглаженный, в маршальской или адмиральской фуражке, так и просится на надгробный памятник. Он дружески кивнул старику, словно облеченному плотью духу-хранителю этого места, и старик сказал:

— Знаете, Джордж нас покинул. Стив мне сказал вчера вечером.

— Ох, — сказал Ник. — Очень жаль. Хотя я не знал Джорджа.

Он сразу сообразил, что «покинул» не значит «уехал на выходные», что это Джорджу понадобился надгробный памятник.

— Вы должны были знать Джорджа. — Он перевел взгляд на Уани: тот раздевался медленно, рассеянно, с паузами после каждой пуговицы, каждого носка. — Он часто здесь бывал. Всего тридцать один ему было.

— Я здесь в первый раз, — вежливо и холодно ответил Уани.

Старик кивнул, признавая свою ошибку; Нику показалось, они оба лопали в его глазах оттого, что не знали Джорджа.