Алан Холлингхёрст - Линия красоты

Несколько секунд спустя Ник последовал за ним: он не поднимал глаз и только кивнул в ответ на холодное: «Синьор?..», донесшееся от Фабио. В черной мраморной уборной было две кабинки: в одной из них, с распахнутой дверью, стоял на коленях, прильнув к унитазу, Уани — его рвало. Ник подошел ближе, мгновение просто стоял рядом, затем положил руку ему на плечо.

— О черт! — прошептал Уани, содрогнулся и снова уронил голову в унитаз.

Рвало его необыкновенно обильно, учитывая, что съел-то он за обедом всего ничего. Ник ласково погладил его по спине, не зная, чем еще может помочь. Закусив губу, заглянул через его плечо в унитаз и увидел там кусочки цыпленка и зелень, плавающую в полупереваренном мороженом. Он оторвал туалетной бумаги, подумал, не протереть ли Уани лицо, но затем решил подождать. Мелькнула полная грустной иронии мысль: за последние несколько месяцев это самая интимная сцена в их совместной жизни. Равнодушно блестели вокруг мраморные стены — свидетели и соучастники того, что творилось в обеих запертых кабинках всего какой-то год назад; Ник уже не помнил подробностей, все тогдашние ночи слились для него в какую-то единую повесть о потерянном рае.

— Ну вот, — проговорил Уани, вцепившись в свою трость и улыбаясь дрожащими губами, — не есть больше Антуану мороженого.

До «Гасто» Уани доехал сам, но обратно, на Лаундс-сквер, его вез Ник.

— Спасибо тебе большое, — задыхающимся шепотом проговорил Уани.

— Не за что, старина, — ответил Ник.

Они припарковались напротив дома, но выходить не спешили. Уани дышал глубоко и часто, словно готовился прыгнуть в воду или бежать кросс. Он никогда ничего не объяснял Нику — ни прежде, ни сейчас; он сам был себе законом или, точнее, беззаконием. Когда Ник спрашивал, как он себя чувствует, Уани отвечал сухо и нетерпеливо, недовольный тем, что Ник пристает к нему с вопросами, а не догадывается сам. Протянув руку, Ник смахнул с черного кожаного покрытия приборной доски тонкий слой пыли. Автомобили, подумалось ему, меняются со временем, как и люди: только что купленные, они кажутся колесницами из страны грез, но проходит год-другой, и сказочная колесница обнаруживает свою хрупкость и неуклюжесть, да к тому же и выходит из моды.

— Пора покупать новую машину, — сказал Уани.

— Да, эта уже устарела.

— Гребаный антиквариат.

Ник оглянулся через плечо на потрепанное заднее сиденье, где много лет назад (а точнее, прошлым летом) сидел, широко расставив ноги, невозмутимый и прекрасный в своей титанической глупости Рики.

— Номерную табличку, думаю, тебе надо сохранить.

— Конечно. Она тысячу фунтов стоит.

— Добрая старая «КТО 6».

— Ага, — сказал Уани; он никогда не любил сантиментов.

Взглянув вверх, Ник увидел в окне кабинета леди Уради, полускрытую белой кружевной занавеской. Ник помахал ей рукой, но она не ответила — просто стояла, устремив взор на рыжеющие листья деревьев под окнами. Должно быть, не заметила их — или, быть может, заметила, но уже унеслась мыслями куда-то далеко в прошлое или в будущее. На ней было строгое шерстяное платье и одинокая нить жемчуга на шее. Ник вдруг понял, что не может представить себе ее на улице: казалось, она, как привидение, навеки прикована к этому дому, и белая занавеска обрамляет ее так же естественно, как рама — картину.

— У тебя с деньгами как? — спросил Уани.

— Милый, у меня все отлично. — Ник повернулся к нему и улыбнулся нежно и игриво — совсем как год назад. — Ты же знаешь, твой подарок принес мне удачу.

Он как бы невзначай положил ладонь на руку Уани, лежащую на колене; мгновение спустя Уани убрал руку и полез в карман за носовым платком.

— Пора тебе съехать от Федденов, — сказал он. — И жить в собственной квартире.

— Знаю, — сказал Ник, — в общем, давно пора. Но мы так сжились друг с другом… Не знаю, что они будут делать без меня.

— Никогда не знаешь… — начал Уани и не договорил. Отвернувшись, он долго смотрел на тротуар, на уродливую бетонную ограду сада, на чей-то пристегнутый к забору велосипед. — Я тут подумал: наверное, оставлю тебе тот дом в Клеркенуэлле.

— О-о… — Ник быстро взглянул на него и отвернулся, не зная, что сказать.

— Конечно, не для того, чтобы ты там жил.

— Нет-нет, не в этом дело…

— Да и странно было бы вселяться в недоделанный дом.

Ник пару раз судорожно вздохнул и сказал:

— Вот что: давай не будем о том, что и кому ты оставишь. — И добавил, сам цепенея от собственной деликатности: — В любом случае, к тому времени он будет давно доделан.