Юрий Вахтин - Иуда Искариот

- Что, командир, залежался? Крыша поехала от свежего воздуха? – спросил, как обычно, с улыбкой Фикса.

- Да, Володь, воздух сегодня действительно свежий, – Новиков тоже улыбнулся и поднял глаза вверх, где за решеткой было голубое чистое небо.

- О, уже улыбаешься, значит порядок в ВДВ, – Фикса присел у стены на корточки. – Я, Владимир Матвеевич, если честно, подумал о худшем, – признался Фикса, – уж больно тебя серого с суда привезли.

- Думаю, еще повоюем. Сколько, правда, не знаю, но буду стараться, – Новиков встал, прошел несколько раз от двери до стены и, почувствовав дрожь в ногах, снова сел на торчавшую трубу.

- Ух, воздух, как вино, пьянит, – признался он, – наверное, только в тюрьме понимаешь настоящую цену свежего воздуха.

- И на подводной лодке, – в тон ему пошутил Фикса. - У меня брательник подводником служил на Северном флоте. Говорил, даже сознание теряли, когда после похода снова попадали на свежий воздух. Значит, во вторник поедешь на исповедь, командир?

- Наверное. Что тянуть? В зоне будет лучше, хотя воздух свежий будет не час в сутки. – Владимир Матвеевич снова улыбнулся, поднял голову вверх, в небо.

- Знаешь, командир, я думаю, тебе зона не грозит. Я читал твое обвинительное и твое медицинское заключение. Одних профессоров под ним десяток подписались. Наверное, психбольница за твоим приговором.

- Что, и такая есть? – поинтересовался Новиков. – И чем она специализирована? Психи конченные собраны со всего союза?

- К сожалению, ты правду говоришь. Я не знаю, командир, я слышал только, что год этой больницы к трем годам зоны приравнивают, – Фикса, наверное, понял, что сказал лишнего, и помолчав, добавил: - Хотя нас, командир, после Афгана чем можно испугать? – Фикса захохотал, желая подбодрить майора.

- Нет, Володь, там нами патриотизм двигал. Чувство долга. Не знаю, как у срочников, а мы, офицеры, сами писали заявление. И, конечно, не из-за карьеры. Какая тут карьера, если шансов приехать назад грузом двести было не намного меньше, чем шансов получить очередную звездочку раньше срока. – Новиков достал сигареты, закурил: – Я от отца заразился военным стать. Нет, он колхозником был, простым работягой. Молчун он был по жизни. На таких, как он всегда Русь держалась: мало говорят, много работают. Это сейчас говорунов развелось. Только про войнуон любил говорить - редко, правда. Выпьют с соседом Прохором Голубевым и спорят. Тот, в отличие от отца, балабол был, забрали уже в конце войны, где-то на аэродроме на лошади керосин подвозил. Но каждому, наверное, свое. Отец все четыре года в десантуре. Пришел весь сшитый из кусков. Восемь орденов только и медали. До сорок третьего года, отец говорил, медаль «За отвагу» была выше героя. Не жаловали в начале войны наградами. Это потом, после Курска, когда погнали фашистов, награждать стали, куда чаще. Да и штабные не забывали себя в списки вносить.

- По отцовским стопам, командир, ты Рязанское училище выбрал? – Фикса тоже закурил.

Новиков не часто рассказывал о себе, и за все дни, проведенные вдвоем в камере-палате 14, Фикса немного знал о жизни майора, тем более о его детстве.

- Наверное, да. Это сейчас другие приоритеты у молодежи, а мы, послевоенные, спали и бредили героями войны. Отец говорил - раздуто много, и герои часто неистинные. Как и всегда, кто-то делает дело, а кто-то рапортует о сделанном и получает награды. Но тогда, конечно, не так врали, боялись Сталина. Держал в руках всю страну. Но отец любил его очень, и для него слово Родина и Сталин были, наверное, одно и то же. Привык, даже в атаку ходили с этими словами: «За Родину! За Сталина!» - и умирали, веря в них.

Новиков замолчал, прикурил новую сигарету:

– Уже в училище, у нас преподаватель был подполковник, фронтовик, тоже, как и отец, фанатично преданный Сталину. После ХХ съезда мнение людей о верховном сильно пошатнулось, но не у него. Он говорил: «Сталин специально чаще по ночам звонил директорам заводов, секретарям обкомов. Это действует сильнее. Представляешь, спишь, и в 4.00 утра звонок: «А когда будет продукция? Нельзя, товарищ, на недельку пораньше?» Языки отнимались от страха, и молва, что Сталин не спит ни днем, ни ночью шла». Да, политик был сильный. История не зря свела Сталина и Гитлера жить в одно время. Устоять против фашистской военной машины могла только власть, подобная сталинской. Европа с ее демократическими ценностями сдалась, можно сказать, без боя на милость победителю.

Фикса смотрел на Новикова. «Ему сорок один, - думал он, - какие-то пятнадцать с небольшим лет нас разделяют, а, кажется, мы рождены в разные эпохи.