Этгар Керет: ЯОн

Я подошел к нему, и он прошептал мне на ухо: "Я собираюсь в Беер Шеву ловить рыбу".

— Ловить рыбу?

— Ш-ш-ш… — шикнул папа и закрыл мне ладонью рот. — Не надо вслух.

— Ловить рыбу? — прошептал я. — Но как? У тебя же нет удочки!

— Удочка — это для эпигонов, — сказал папа. — Я ловлю руками.

— Но что это за эпигоны? И что ты делаешь с пойманной рыбой? И зачем вообще ты ее ловишь?

Лицо папы стало серьезным.

— Вот это — хорошие вопросы, — сказал папа, — но я не могу тебе на них ответить, кроме, может быть, одного, об эпигонах. Они просто слишком секретные.

— Но я никому не скажу. Я поклялся мамой и еще Сионом.

— Даже Сионом? — сказал папа и уважительно присвистнул. — Даже Сионом Шамаш?

Я кивнул головой.

— Если так, то я уж точно не скажу тебе, — сказал папа. — Ведь тебя могут схватить и вколоть наркотик правды, который вытащит у тебя из головы все секреты так, что ты даже не заметишь.

— Кто? — спросил я. — Кто может схватить меня?

— Эпигоны, — прошептал папа.

В комнату вошла мама.

— Когда ты выходишь? — спросила она и закурила сигарету.

— Сейчас, — ответил он и поднял сумку.

— Помни, — подмигнул он мне и приложил палец к губам. — Ни слова!

— Ни слова! Они не добьются от меня ни слова, даже если уколют все наркотики в мире.

— Какие наркотики? — спросила мама и испытующе посмотрела на папу. — Какими глупостями ты забиваешь ребенку голову?

— И даже маме, — засмеялся папа и ушел. Я знал, что он полагается на меня.

Через два дня после отъезда папы, появился Цахи. Он всегда приходил, когда папа уезжал. Чаще всего он являлся поздно вечером, в то время, когда думал, что я уже сплю, и оставался у нас ночевать. Сион Шамаш говорил, что он точно трахает мою маму. Сион старше меня на четыре года и разбирается в таких вещах.

— И что теперь делать? — спросил я Сиона.

— Да ничего, — сказал он. — Такие уж они, эти женщины. Они всегда будут хотеть палки, а палка — это бумеранг.

— Почему? Почему они всегда хотят?

— Просто так, — сказал Сион. — Все бабы — шлюхи. Такой у них характер. Даже моя мама такая.

— Но почему член — это бумеранг? И вообще, какое к этому имеет отношение то, что они шлюхи?

— Не знаю, — пожал плечами Сион, — мой брат всегда так говорит. Я думаю, это значит, что ничего нельзя сделать.

Я всегда ненавидел Цахи. Сам не знаю почему. Даже когда он приходил утром, приносил мне шоколадки и все время подлизывался.

— Как дела, герой? — сказал Цахи, когда я открыл дверь. — Мама дома?

Я кивнул головой.

— А папа? — спросил он, заглядывая в квартиру.

— Нет.

— А где он? Уехал?

В этот момент я начал кое-что подозревать. Если он пришел трахать маму, так чего вдруг он спрашивает о папе. Я не ответил. Мама вышла из кухни, Цахи поставил свою черную кожаную сумку на пол, и подошел к ней. Она была страшно удивлена, увидев его.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она. — Ты с ума сошел?

— Я сказал жене, что еду в больницу, — ответил Цахи, — мне нужно было тебя увидеть.

— Ты сумасшедший! — повторила мама. — А если бы Менахем был здесь?

— Я бы сказал, что принес тебе лекарства, — сказал Цахи. — А что такого? — он подошел к маме и схватил ее за руку. — Уже запрещено врачу посещать своих пациентов?

Мама попыталась освободить руку, но не очень настойчиво. Он не отпускал.

— А что с ребенком? — прошептала она.

— С ребенком? — сказал Цахи. — Я принес ему шоколад.

Когда они вошли в спальню и закрыли за собой дверь, я открыл его сумку. В сумке были всякие пузырьки и блокноты, но в самом низу, в потайном кармане, лежал шприц с наркотиком. Я схватил его дрожащими руками и подбежал к двери спальни. Она была заперта и я начал со всей силы колотить по ней.

— Мама, мама, берегись! — кричал я. — Не говори ему ничего!

Прошло несколько минут, и мама, задыхаясь, открыла дверь.

— Что случилось? — спросила она гневно.

— Этот Цахи, — крикнул я, — он не по-настоящему хочет трахать тебя. Это просто отговорка. Он на самом деле эпигон. Вот шприц, он был у него в сумке. Ничего не говори ему, ничего.

Мама вдруг сделалась испуганной, и тут Цахи появился в дверях.

— Где ты набрался такой чуши? — закричала мама и стала меня трясти.

— Я не набрался, это папа сказал, — и я заплакал.

— Папа, где он? — спросил Цахи.

— Ах ты, эпигон! Даже если ты убьешь меня, я ничего не скажу!

Цахи схватил свою сумку и отчалил с туфлями в руке и в расхристанной рубашке. Шприц остался у меня. Мама пыталась потом еще расспрашивать меня, но я больше ей ничего не сказал. Я видел, что она не знает, что такое эпигон, и понял, что папа не хочет ей рассказывать, и что все это довольно-таки похоже на то, что говорил Сион Шамаш о характере женщин, которые всегда хотят бумеранг. Когда папа вернулся домой, мама поговорила с ним немного, и он страшно рассердился на нее, за то, что она впустила в дом эпигона. Я знаю это, потому что он ударил меня, и выбросил свою коричневую сумку в окно. Я не слышал, о чем точно они говорили, потому что они закрыли дверь, но с тех пор он больше не уезжал. Он сам сказал мне, что больше не уедет, еще в тот вечер.