Ниже стояли три наши подписи.
Прошел месяц, второй, наступила весна... Мы говорили себе, что могли напутать что-нибудь с адресом, или что, письмо могло затеряться — наше или обратное, или что надо еще подождать... Но в глубине души мы понимали, что ничего толкового нам не ответят. Да и что можно было нам ответить — школьникам, девятиклассникам?.. Что пока наше прямое дело, прямой долг — учеба, уроки?.. В конце концов, если бы нам ответили так, то были бы правы...
Но нам было душно в школе, тесно за партой.
Мы куда-то рвались — на простор, в вышину, в небо...
И однажды, узнав из объявления в газете, что в майские праздники, а именно 2 мая, желающих будут катать на самолетах, мы отправились на аэродром.
Такой возможности мы не могли упустить — в первую очередь из-за Володи. Да и нам с Мишкой было интересно: самим — самим! — хотя бы ненадолго оторваться от земли...
Билет стоил недорого, 18 рублей, по тогдашним ценам три билета в кино. Мы обо всем условились накануне, встали спозаранок и двинулись на аэродром. Мы торопились, боялись, что опоздаем, а улицы, особенно на окраине, тянулись и тянулись, густые, как паутина, и не хотели нас выпускать. С нами был Ваня Доронин, кто-то еще, кажется Костя Ефимов тоже, хотя его вообще бывало трудно расшевелить.
Когда мы шагали по городу, по дымящейся от пыли дороге, мимо таких привычных для глаза деревянных, черных и кривых от времени домиков, не верилось, что мы сможем подняться над ними, взлететь в небо и там, где-то на уровне облаков или выше, парить, как птицы!.. Мы в это немножко поверили, когда, наконец, оказались за городом н потянулись какие-то поселки, селеньица, а потом и они отступили назад, пропали, а во все стороны развернулась гладкая степь. Она была весенней, зеленой, пахучей, поросшей высокой, серебрящейся на ветру травой, и казалось, что не только она — и небо над нею, до которого здесь было не так далеко, тоже пахнет полынью и шалфеем.
Пока мы шли по городу, все порядком устали, но теперь снова шагали быстро и споро. И все были счастливы, особенно Володя. Еще бы! Ведь он столько мечтал об этом дне, то есть о дне, когда полетит... И он шел и рассказывал нам о самолетах, бипланах и монопланах, и об «этажерке» братьев Райт, о «петле Нестерова», «бочке», «штопоре» и «перевороте иммельман» — фигурах высшего пилотажа, и для наглядности плавно скользил по воздуху раскрытой ладонью. Его длинные светлые волосы плескались в струе ветра, глаза сняли, было похоже —еще немного, и он сам взмоет ввысь...
Однако стать летчиком Володе так и не удалось. Вскоре он уехал к матери, мы потеряли друг друга из виду. И снова встретились — трое — спустя тридцать лет, и опять в Астрахани, куда Володя впоследствии вернулся. Он жил в дощатом домике, часть которого занимало его многочисленное семейство, и работал слесарем на заводе. Класс, в котором когда-то мы учились, оказался для него последним. Мы втроем вспоминали старину, и этот наш поход на аэродром, разумеется, тоже. И так же, как случалось в прежний, времена, по ходу возникшего спора мы с Володей набросились на Мишку Воловика, теперь — директора научного института, и порядком намяли ему ребра, именуя «ползучим реалистом» и «прагматиком» — в отместку за то, что он клеймил нас «жалкими романтиками», что в душе мы не считали таким уж тяжким грехом...
Мы подошли к аэродрому. В сущности, это была та же степь, только с накоротко скошенной травой. На поле садились маленькие тупорылые, похожие на жуков самолеты, стремительно вырастая из реющих в небе точек. Выпустив двух-трех пассажиров, они принимали новых и тут же, без промедления, вращая пропеллером и оглушительно рыча, уходили на взлет. Мы заняли место в хвосте ожидающих.
Солнце пекло все сильнее. Люди защищались от него,сворачивая шляпы из газетных листов. Те, что выходили из самолета, рассказывали о своих впечатлениях, многие чувствовали себя героями. Спустя час или полтора подошла наша очередь.
Сколько человек взять в самолет — зависело от пилота, на глазок определявшего габариты и вес пассажиров.
— Нас трое,— сказали мы, боясь, что он пустит в кабину только двоих.
— Их трое,— подтвердили ребята, для которых не было никакого сомнения в том, что мы должны лететь обязательно втроем.
Наверное, наш напор не столько смутил, сколько рассердил пилота. Он хмурым взглядом с ног до головы измерил каждого из нас, но Мишка Воловик не дал ему вымолвить ни слова.
— Он сам скоро будет летчиком,— сказал Мишка, подталкивая Володю вперед.
Читать дальше