Кристина Арноти - Африканский ветер

— Его глаза, — прошептала Энни — Его глаза. У него пустые орбиты глаз.

Она сделала два шага назад.

Ахмед пояснил таким тихим голосом, что иногда ветер заглушал его слова или отрывки фраз:

— Вы пожелали, чтобы он был слепым, а скульптору удалось понять значение этого символа. И он преуспел. Братья этого льва, те, кому не удалось вовремя скрыться в район озера Туркана, были уничтожены белыми охотниками и масаи. У этого льва взгляд памяти. Для него саванна навсегда останется населенной животными.

Атмосфера стала напряженной, и я опасался, что Энни совершит ошибку.

Ахмед продолжал:

— Возможно, благодаря вам, мадам, Кения победит в борьбе против наступления западного мира и древних привычек охотиться.

Он закрыл глаза и замолчал. Он медитировал, возможно, молился. В наших ушах свистел ветер. Это был истерический, повелительный свист. Он нас парализовал..

Рядом со стелой из серого камня я прочел выгравированную на пластине надпись:

ЕСЛИ ВЫ ИЩИТЕ АЛЛАХА, ЕГО ПРОРОКА

И ПОСЛЕДНЕЕ ПРИБЕЖИЩЕ, ЗНАЙТЕ,

ЧТО АЛЛАХ ПРИГОТОВИЛ ВЫСШУЮ НАГРАДУ

ДЛЯ ТЕХ, КТО ТВОРИТ ДОБРО

А чуть выше:

ВЫ, ЖИВУЩИЕ В ЭТОМ ДОМЕ!

АЛЛАХ ХОЧЕТ ТОЛЬКО УДАЛИТЬ С ВАС ГРЯЗЬ

И ПОЛНОСТЬЮ ОЧИСТИТЬ ВАС ОТ СКВЕРНЫ

Сура XXXIII 29 и 33 Корана

С самого детства меня путала глубина канонов веры. Когда я был маленьким, взрослая рука не привела меня к Богу. Став взрослым, я предпочитал Бога игнорировать. Когда ребенка бросает мать, он забывает прекрасные фразы о милосердии, братстве и особенно те слова, которые славят братскую и сыновнюю любовь. Любовь к ближним? Смешно!

— А не пойти ли нам в дом? — спросил я у Ахмеда.

Надо было вырвать Энни из этой колдовской атмосферы. Находясь между Лас-Вегасом и выгравированными на памятнике словами Аллаха, между пустыней денег и пустыней львов, мы могли оказаться отброшенными к архаическим понятиям прошлого на пороге XXI века. Надо быть чрезвычайно внимательными. Ни единого неправильного поступка, ни единого неуместного слова, ни единого необдуманного жеста, иначе мы себя выдадим. Мы пошли за Ахмедом, следовавшим белой тенью по темным коридорам. Архитектура дома была похожа на устройство марокканских жилищ, где маленькие залы сообщались между собой, где коридоры пересекались. Это была великолепная мышеловка для опытных хозяев. Здесь у меня появилось желание притронуться к стенам, местами побеленным известкой, местами покрытым кафелем. Стоял стойкий запах сухой соломы, время от времени, словно лучики света, в полумраке появлялись ящерицы с длинными сверкающими золотом хвостами и исчезали в едва заметных щелях.

Мы пришли в угловую комнату, где за окнами открывался пейзаж, который, казалось, уходил в вечность. За несколько секунд воздух потемнел, и словно из открывшегося люка хлынул проливной дождь. Струи дождя проникали через неплотно заделанные стекла окон и образовывали лужицы на полу.

— Мистер Коллинз хочет предложить вам проект оборудования балконных окон в салоне…

— Об этом поговорим позже, — прервала его Энни.

Не успели мы дойти до спальни, чьи окна тоже выходили на саванну, как мощный порыв ветра разорвал облака, разметал их на маленькие лоскутки, дождь прекратился, и показалось голубое чистое небо, словно постиранная старая рубашка. Наши вещи стояли посреди комнаты.

— Не желаете ли чаю, мадам? — спросил Ахмед.

Энни заколебалась:

— Лучше пообедать… Если у вас что-нибудь есть.

— Нам передали, что вы должны приехать через десять дней, но Ная всегда готовит несколько блюд, которые надо только разогреть. Она не уехала бы, если…

— Если бы она вовремя узнала, что мы приезжаем раньше, чем было намечено.

— Все готово, Ная дала мне инструкции насчет еды. Она должна вернуться…

Кто такая эта Ная?

— …Она воспользовалась самолетом архитектора, чтобы навестить мать в Найроби. Она вернется вместе с мистером Коллинзом.

Дополнительная отсрочка. Спустя несколько минут в столовой мы ели рис с перцем и горячую манную кашу с кусочками говядины.

— Не хотите ли пообедать с нами? — робко спросила Энни.

Ахмед слегка улыбнулся:

— Мистер Хатчинсон считал меня своим братом, я всегда ел вместе с ним. Он умер дважды: сначала умерла его душа после прощания с Африкой, а затем его тело там, в Филадельфии. Я приму ваше приглашение, мадам, когда мы поближе узнаем друг друга.

Ахмед говорил на хорошем английском языке. Вероятно, он учился в Англии. Какой была его роль здесь? Интендант, мажордом, устроитель тайных церемоний? Есть под его присмотром было неудобно. Мы сидели, он стоял. Мы не были из слоев, которые сидят и которых обслуживают, в нас было что-то от смущенных слуг, оказавшихся не на своем месте. Ахмед предложил нам выпить кофе в маленьком салоне. Мы увидели восьмиугольную комнату, у окон стояли старые широкие кресла, обтянутые потемневшей кожей. Ахмед подал нам кофе, а потом показал на медный колокольчик: