После двух лет такой «стажировки» возмужавший отпрыск влиятельных родителей возвращался в Союз завидным женихом, имея возможность купить квартиру, машину, австрийский костюм, югославские туфли, финскую мебель и прочие атрибуты советской буржуазии. А ведь это являлось лишь началом! По окончании учебы повзрослевший переводчик мог вернуться все в ту же Анголу или Мозамбик. В этих и иных странах местные жители с завидным упорством продолжали истреблять друг друга в гражданских, освободительных и прочих войнах, обеспечивая постоянную возможность быстро заработать на достойную жизнь тысячам советских советников, специалистов и переводчиков. Как честно и весело рассказал Олег, хотя его папаша и дед являлись потомственными дипломатами, их заслуги перед Родиной не дотягивали до блата, открывавшего двери в МГИМО — еще один жизненный трамплин для советских мажоров. А потому, учитывая стойкую неприязнь единственного сына как к инженерно-технической, так и к освобожденной комсомольской деятельности, потомка соратников Громыко откомандировали к военным. «Там из тебя дурь-то повыбивают! — злорадствовал сталинист-дедушка, без симпатии относившийся к современной молодежи вообще и к декадентским наклонностям своего внука в частности. — Там тебе и патлы остригут, и мозги вправят!» Дед оказался прав в отношении первого и горько ошибся в отношении второго. Видимо, его ввело в заблуждение милитаристское название института, и он не учел, что изучение иностранных языков предполагает неизбежное соприкосновение с соответствующими культурами. Военный же институт давно и уверенно стал своеобразным троянским конем либерализма и свободомыслия в здоровом дубовом теле советской военщины. Здесь гордились не только выпускниками, поучаствовавшими во всех локальных войнах второй половины двадцатого века, но и братьями Стругацкими, в свое время овладевавшими восточными языками в том же здании с орденами на зеленой стене. Это было уникальное заведение, вполне достойное Советской Армии — пожалуй, единственной военной организации в мире, где офицеры вообще не знали иностранных языков.
— Мать, конечно, чуть с ума не сошла, когда узнала, куда я еду, но потом привыкла и радовалась, что хоть не в Афганистан, как некоторые другие! Сам понимаешь, есть разница! А когда вернулся живым в первый раз и с кучей инвалюты, так вообще присмирела!
— Дед-то доволен остался? — спросил Лейтенант, поедая датскую ветчину из «утюга» — так здесь называли овальные полукилограммовые банки с этим продуктом. Язык еще болел, но голова чудесным образом прояснилась под благотворным воздействием прохладного душа, жирной пищи и душевного разговора.
— Дедушке, — недобро сверкнул светло-голубыми глазами его новый товарищ, — я привез в подарок японские часы с музыкой. Ему медведь на ухо наступил, а так бы он понял, что играют они «Боже, царя храни!». Надеюсь, это оценят на каком-нибудь приеме по случаю годовщины оказания интернациональной помощи братскому народу Чехословакии!
Внезапно без стука распахнулась входная дверь, и в проеме появился силуэт одетого в гражданские брюки и рубашку человека. Яркий солнечный свет с улицы на мгновение ослепил Лейтенанта, и он не сразу смог разглядеть лицо вошедшего, только почувствовал, что от незнакомца повеяло не полуденной жарой африканских тропиков, а ледяным сквозняком неведомой опасности. Впрочем, возможно, так на нашего героя подействовали два литра только что выпитой ледяной воды.
— Хайль Горбачев! — голос гражданского оказался несколько гнусавым, но довольно приятным.
— Зиг хайль! — дружелюбно ответил Олег. — Как дела у коллег-дипломатов?
Зеленые глаза Лейтенанта, оправившиеся от солнечного шока, наконец смогли разглядеть вошедшего. С виду ему было лет тридцать пять. Он аккуратно вытер пот с рано полысевшей головы и иронично улыбнулся тонкими губами:
— Пытаемся сохранить рабочие места наших братьев-военных!
По-видимому, работник посольства намекал на сложные переговоры Советского Союза со своими африканскими партнерами по поводу необходимости если не платить по уже существующим долгам, то, по крайней мере, начать покрывать текущие расходы полчищ военных и гражданских советников.
— А у меня есть идея!
— Какая?
— Может, нам всем в организованном порядке отправиться на службу к Саддаму Хусейну?
— Боюсь, что старому другу Советского Союза вскоре не помогут даже наши советники! Этот, не побоюсь пафосного слова, цвет советского офицерства!
Читать дальше