Евгений Степанов - Застой. Перестройка. Отстой

Дома я установил хороший компьютер, провел Интернет. Как прежде, со всеми переписывался, болтал по телефону по безлимитному тарифу. Много читал, преимущественно свою любимую, хотя и однообразную Викторию Токареву. Наташа тоже много читала — Улицкую и детективы Донцовой… А Настя — немецкую поэзию, в основном стихи Маши Калеко. Большой разницы между Берлином, Кубиковском и Москвой я не замечал. Образ жизни был схож — компьютер, Интернет, книги. И ели мы в основном одно и то же — картошку и котлеты, шпроты и сайру, сгущенку и фрукты… Правда, в Берлине котлеты намного вкуснее.

Новые фильмы мы покупали в Марцане — там было все намного дешевле.

Настюшка предпочитала новые российские сериалы, мы с Наташей — фильмы наших известных режиссеров — Михалкова и Рязанова, Бодрова и Хотиненко…

Как-то раз смотрели все вместе замечательный фильм «12». Настюшке, правда, он не очень понравился.

— Такой фильм мы могли бы снять у себя в театральной школе со студентами, — не очень скромно заявила она.

— Вот и снимите, — сказал я.

— Мы будем делать другое кино, — парировала Настюшка, уверенная в своей правоте, как Ленин.

…Меня всегда удивляло в Берлине — почему так чисто? И на улице, и во дворах. Газоны пострижены, окурков не видать, зайцы сидят во дворах — их никто не трогает.

Газон рабочие из нашего кооператива стригли где-то два-три раза в неделю. Двор все время облагораживали — сажали новые деревья, красили гаражи, меняли канализационные трубы. Правда, когда меняли трубы, все перерыли и бедных зайцев напугали. Они перебежали на лужайку другого двора.

Остались птицы. Они по утрам в Западном Берлине надрываются, как в раю.

Вообще, отношение к животным в Берлине очень трепетное. Я никогда не видел бездомных собак или кошек. Однажды летом гуляли с Наташей и Настей по Шарлоттенбургу — в каком-то магазине увидели огромного, как черного дога, кота. Кот за витриной сидел со свистком на шее и молчал. Мы его звали, звали — он не реагировал. А потом кот вышел на улицу и пошел по своим делам, как хозяин Шарлоттенбурга. На людей внимания не обращал.

Часто мы ездили в мой любимый район Шпандау.

Средневековый маленький городок. Невысокие двухэтажные домики, крытые красной черепицей. Старинная ратуша. Булыжные мостовые. Речка, по которой ходят большие суда и миниатюрные яхты. Это Шпандау. Это одно из лучших мест в мире. Мы ездили туда на метро. Десять минут — и мы в средневековье. Мы гуляли по мощеным улочкам, выходящим к Шпрее, смотрели на корабли и на маленькие дачки, расположенные на берегу, ели в любимом настюшкином кафе «Сабвей», заходили в русский магазин поболтать с нашими знакомыми продавцами Людой и Борей. Все в Шпандау дышало покоем и умиротворением.

Особенно в Берлине меня поражали цены на недвижимость. Однушку размером двадцать семь метров в Восточном Берлине, в районе Вюртенберг можно купить за пятнадцать тысяч евро, восьмидесятиметровую трешку в Шпандау (это самый западный район Берлина) — за сорок.

У всех жильцов есть собственное место в подвале.

Если бы я был президентом России, я бы первым делом всех чиновников отправил на стажировку в Берлин. Может быть, они здесь чему-то научились бы. Ну хотя бы в области национального проекта «Жилье». В двадцать пять лет жители Берлина получают (при желании) бесплатно квартиры. Если денег платить за коммунальные услуги нет, платит государство. А раньше квартиры давали и вовсе с восемнадцати лет.

Иногда мы с Наташей порывались вернуться домой. Она очень тосковала по своей маме, по Кубиковску, да и по Москве.

— А что мы там будем делать? — спрашивал я.

— Не знаю. Просто хочется вернуться. Если бы не Настя, я бы давно уехала.

— Это у тебя, видимо, склонность к мазохизму.

— Почему?

— Ну ведь там опять обхамят и обманут. И унизят. И не сдержат слово. И т. д. Здесь этого маловато. Вот ты и тоскуешь.

— А ты не тоскуешь?

— Тоже тоскую. Я же русский человек. Мое место в России, а я здесь штаны протираю. Но разве я там кому-то нужен?! Жаль только, что родителей перевезти не получилось — они, впрочем, и сами не хотят. А так, с точки зрения комфорта, здесь, конечно, лучше. Да и дефицита общения у нас нет. Русские на каждом шагу.

— Но мы же с ними не общаемся.

— Кое с кем все-таки общаемся. Мне лично хватает. Я вот с кабанами еще общаюсь, и с деревьями, и с озером, и с рекой. Да и потом почему обязательно нужно говорить и писать на русском? Мне уже все равно. Видимо, я кочевник по происхождению. У меня нет зависимости от языка. Для меня язык — инструмент. В Германии лучше пользоваться немецким инструментом…