Евгений Степанов - Застой. Перестройка. Отстой

— А вот Святослав Федоров, например, считал, что зарплата — страшный наркотик, превращающий человека в животное. Я с ним отчасти согласен. Зарплата — та же самая «гулаговская» пайка, позволяющая только не протянуть ноги от голода. Деньги нужно не получать (как нас, я думаю, сознательно приучили), а зарабатывать . Головой, руками…

— Как это не повышать?

— Да вот так. Зарабатывать надо. Как всю жизнь купцы в России зарабатывали. Как сейчас некоторые пытаются зарабатывать.

— Вранье все это. Кого назначат олигархом, тот и будет, хоть ты даже семи падей во лбу. На Западе есть поддержка местного крестьянина. А у нас нет. Вот и живем несносно, в жутких условиях и квартирах. Не то что на Западе…

— Квартиры на Западе тоже разные. Я читал, что квартирка общей площадью в пятнадцать метров считается в Париже приличной студией. И сдается долларов за тыщу — если на окраине. И мало у кого свои квартиры. В основном люди снимают…

В общем, дискутировали мы долго и бесполезно, ни до чего, конечно, не договорились, но хоть морду друг другу не набили и дорогу скоротали. И то дело.

Когда я приехал, тут же выложил Аметистову все, о чем мы говорили с Шульман. Он был бледный, но держался стойко.

— Спасибо, — сказал он.

Я понял, что разговор окончен и пошел к себе в кабинет.

Зашла тетя Дуся, помощница Аметистова, женщина лет семидесяти, а то и семидесяти пяти.

— Евгений, тебе позвонит мой сынок Васька. У него новый интересный проект. Поговоришь?

— Не вопрос.

На следующий день пришел Дусин отпрыск, бугай лет тридцати.

— У меня есть сногсшибательный проект, — затараторил Васька. — Надо бы проспонсировать конкурс красоты. Я его менеджер. Отдача — колоссальная. На каждую мою акцию выходит не менее пяти статей в центральных СМИ. Это всего за десять тысяч «баксов». Интересно?

— Конечно, — велеречиво ответил я, думая как бы поскорее избавиться от сына тети Дуси. — А кто организатор конкурса? Какая фирма?

— Да я не знаю, — неожиданно и простодушно ответил Васька, — там какая-то женщина работает. Я не помню ее имени. Я у них типа агента. Работаю за процент.

— А как все-таки фирма называется?

— Не помню. У меня их очень много. Всех не упомнишь.

— Ну ладно, — сказал я спокойно, — оставь прайс-лист. — Я подумаю.

Расстались. Бабе Дусе я потом сказал, что предложение интересное, надеюсь, и до него дойдет очередь.

Отказать ей прямо я не мог, но и помогать не хотел. За полтора года чиновничьей жизни я научился тянуть рязину и заволокитить (при желании) любой вопрос.

Где-то через неделю Шульман пригласила меня в свой кабинет. Предложила чайку, конфеток.

— Старичок, — сказала Лена, — я знаю, ты устал, нагрузка, конечно, огромная, отдохни немного. Хочешь недельку посидеть дома?

— Мне бы денек только. Неделя — это слишком.

— Ну и ладненько.

Следующий день я провел дома — смотрел телевизор, выспался, как барсук, вечером, когда Настя вернулась из школы, играли с ней в шашки и уголки.

Когда пришел на работу, меня тут же вызвали в отдел кадров и показали докладную. Шульман и Плотникова написали «телегу», что я не вышел на работу. Прогулял.

Я понял, что произошло. Пошел к и. о. Генерального директора Вите Овечкину (он тогда замещал Аметистова), обрисовал ему ситуацию.

Вообще-то к карьерному и улыбчивому управленцу, ранее работавшему в Администрации Президента, я относился с некоторой опаской. Обаятельные люди всегда вызывают у меня чувство настороженности. Как правило, они делать ничего не умеют. Они слабые. Они вынуждены быть контактными. Чтобы влезть в доверие к ближнему своему и что-то поиметь от него, а то и просто обокрасть. Я знаю немало профессионально обаятельных людей. Всегда улыбчивые, подтянутые. Любимые слова — «Обнимаю», «Мы же друзья», «Что я могу для тебя сделать?» Потом — бац — они уже обнимают твою возлюбленную и делать нужно что-то для них. Волки в овечьей шкуре.

Витя Овечкин ни с кем не конфликтовал, со всеми ладил, но и вопросов без согласия Аметистова никаких не решал. Согласовывал с ним каждый чих. Подписать любую бумагу у него было практически невозможно.

А тут Витя Овечкин проявил доброту, понимание и решительность. Я даже не ожидал…

Он ничего не сказал, а молча подписал мне заявление на отгул задним числом.

Никогда не знаешь, кто поможет, а кто навредит.

Елена Владимировна потом очень злилась и бросала на нас с Овечкиным при встрече укоризненные взгляды. Когда я спросил у Шульман, что происходит, она ответила прямо и простодушно: