Наталья Чеха - Не царская дочь

— Чем богата, — улыбнулась Елена Евгеньевна, и Соня в который раз получила возможность убедиться, что эта улыбка способна согревать, рассеивая впечатление о чрезмерной суровости и даже жестокости хозяйки.

Постепенно завязался разговор — о Сониных делах в институте, о преподавателях, о подругах и друзьях, о погоде, о том, какая необыкновенно душистая сирень в этом году.

Соня с удовольствием слушала свою собеседницу — ее красивый голос, приятную, медленную речь. Она знала, что все это получено хорошим воспитанием: дед Елены Евгеньевны был известным в конце XIX века публицистом, этнографом, собирателем сибирского фольклора, издателем и историком. В свое время он дал прекрасное образование любимой дочери, которая постаралась сделать то же самое для своей воспитанницы Леночки Добровой.

Обо всем этом хозяйка дома очень любила рассказывать.

Но сегодня она говорила о маленькой внучке.

— Ты знаешь, Соня, она так похожа на Лиду, мою старшую дочь, что я порой не верю своим глазам. — Елена Евгеньевна мягко помешивала серебряной ложечкой душистый чай из смородиновых листьев, который она заварила для себя и своей гостьи. — Даже смеется точно так же, как смеялась в детстве Лида…

Она ловко, одним указательным пальцем, прижала ложку к внутренней поверхности стакана и сделала маленький глоток. Соне этот жест почему-то никак не удавался. Как, впрочем, не удавалось и многое другое — то, что она безуспешно пыталась скопировать у этой удивительной женщины. Не получалась легкая, загадочная улыбка, изящное движение руки, подхватывающей шпильку, царственный поворот головы… Все в Елене Евгеньевне свидетельствовало о наличии породы. Для Сони она была кумиром, у которого есть только достоинства и совсем нет недостатков.

Соня слушала ее и думала о том, как и чем живет эта совсем еще не старая, красивая сорокапятилетняя женщина? Где, в каких глубинных тайниках черпает она душевные силы? С какими мыслями засыпает вечером и пробуждается утром? Почему она все время одна, если у нее трое взрослых детей и даже есть уже внуки?

…Мерно идут часы на стене. Совсем уже остыл недопитый чай, пахнущий летними ягодами. Хорошо, что сегодня воскресенье, и им обеим некуда спешить. Сейчас она попросит Елену Евгеньевну почитать Заболоцкого. «В позолоченной комнате стиля ампир…» — это было в прошлый раз. А что сегодня?

Елена Евгеньевна молчит, глядя перед собой задумчивыми, умными глазами. За окном, выходящим в палисадник, виден куст белой сирени.

— Мне порой кажется, — вдруг говорит она, — что это — не моя внучка. Или, вернее, что ее отобрали у меня. Я ничего не смогу ей передать. Ничего из того, что знаю, думаю, чувствую… Я уверена — мы никогда не будем близки…

Вечером, уже у себя дома, Соня вспоминала этот разговор. Сегодня Елена Евгеньевна была не такой, как всегда. Она не читала стихов, не шутила, не делала Соне экзамена по старославянскому, не предложила ей выкраивать из пропитанной воском бумаги лепестки для будущих чайных роз — они всегда делали это по воскресеньям, составляя порой целые букеты изумительных цветов, трудно отличимых от настоящих… Ничего подобного сегодня не было.

А был грустный, доверительный монолог почти отчаявшегося человека, предназначенный, как показалось Соне, совсем не для ее ушей…

…С тех пор прошло много-много лет. И сегодня я могу точно сказать: бабки (по отцу) у меня действительно не было. Она оказалась твердой и бескомпромиссной — как учили! — и когда возникали компромиссы, она их просто исключала из своей жизни. Изолировала себя от них, или — их от себя. Не случилось между нами родственной — защищающей — близости.

Может быть, поэтому эта детская, никем не контейнируемая боль — «рука у горла» — стала способом не только бабкиной, но и моей жизни?

День 9 марта 1939 года выдался пасмурным и морозным.

Начальник отделения краевого НКВД Алексей Волобуев, как всегда по вечерам, ужинал со своей семьей в просторной столовой недавно полученной большой квартиры.

В краевой центр его, оперуполномоченного районного отделения НКВД, перевели в ноябре 38-го, как подающего надежды сотрудника, «успешно освоившего методы советской разведки» (так было написано в личном деле). В свои тридцать три он успел пройти две начальные ступени будущей блестящей, как он полагал, военной карьеры: службу в рабоче-крестьянской Красной Армии — сначала рядовым, затем, по вступлении в ВКП(б), младшим командиром, а с 28-летнего возраста — службу в органах госбезопасности в качестве помощника оперуполномоченного районного отделения. И вот — новое назначение, теперь уже — в город, где он родился и жил до призыва в армию.