Счастье Ларки при этом длилось недолго, меньше трёх недель. Приближалась осень, отсырели кочки, ночи делались прохладнее, а, главное, работа была закончена. Бригада получила расчёт, и Павел распростился с Ларкой. Он знал, что прощается навсегда, хотя бывали минуты, когда ему не хотелось так думать. Наверное, в одну из таких минут он и шепнул ей свой московский адрес.
И собаку, приблудившуюся к такой же стоянке шабашников года через три (а может быть, через четыре, Павел точно не помнил), он называл сперва «Ларка», правда, ни разу не выговорив такого имени вслух. Сучка была молоденькая, едва ли годовалая, но довольно большая, лохматая. С ней обращались так же, как с Ларкой. Кто бросал ей куски, кто гнал её, кое-кто даже ласкал. Твёрдо под своё покровительство взял её один Павел, против чего никто и не возражал. В бригаде не было никого из прежних, Ларку никто не помнил, вернее, никто не знал. Никто не придал бы никакого значения тому, что бригадир называет свою собаку «Ларка», но Павел предпочёл называть её «Бичка», от слова «Бич» (бывший интеллигентный человек). Бичом Павел тогда уже начинал чувствовать себя. Павел обратил внимание на то, что, услышав кличку собаки, всякий раз улыбается один замухрышка-бригадник, варивший обычно хлёбово и мывший котелки. Он был аспирант-гуманитарий. Павел взял его в бригаду из жалости, чтобы не сказать «по ошибке». Когда Павел невзначай спросил замухрышку, почему он улыбается, тот смущённо сказал бригадиру, что «Биче» — уменьшительное от Беатриче. Павел ещё и сам не забыл, что так звалась возлюбленная Данте.
Он даже не думал, что ему делать с Бичкой, когда настанет осень. А осень пришла, работа была закончена. Павел получил в конторе расчёт за всю бригаду. Он шёл с деньгами через лес, когда на него набросился какой-то тип с ножом. Тип настроен был решительно, и Павел вряд ли остался бы жив, если бы в руку, державшую нож, не вцепилась Бичка, От неожиданности грабитель выронил нож, Павел подхватил его, и грабитель кинулся бежать, С тех пор Павел не расставался с Бичкой.
Он и в Москву вернулся вместе с ней и выдержал с непривычной стойкостью взрыв ярости, которым его встретила Елена. Не первый год она встречала его с плохо скрытым раздражением. Появление в квартире лохматой, грязной, беспородной собаки было для Елены подходящим поводом высказаться откровеннее. Откровенность это подтвердила то, что Павел давно подозревал, но он настоял на своём. Бичка осталась в квартире, и в ушах Павла опять зашипело нараспев старое: «Собака… Собака… Сука проклятая…», причём Павел затруднялся определить, шипит ли это покойная мать или молодая жена. Павел не сомневался, что Елена немедленно воспользовалась бы его даже недолгим отсутствием и выгнала бы собаку на улицу, но, к счастью, на работу ходила она, а Павлу зимой ходить было некуда. Как между другими пробегает чёрная кошка, так между ним и Еленой возникла эта серая с рыжиной собака.
Павел раньше обычного подрядился на очередную работу, а вернулся всё с той же Бичкой позже обычного. Ключ почему-то больше не подходил к дверному замку, а когда Павел позвонил, дверь ему открыла незнакомая женщина, Она представилась как хозяйка квартиры и даже не пригласила Павла войти, не говоря уже о том, чтобы войти с собакой. Павлу с трудом удалось навести справки. Елена недаром оформила кооперативную квартиру на себя. Она приватизировала её и просто продала, объявив мужа пропавшим без вести. Говорили, что она вышла замуж за иностранца и уехала с ним за границу. Слово «бич», обернувшееся собачьей кличкой, оказалось пророческим. Только теперь говорили не «бич», а «бомж». Павел был именно бомж с недействительным паспортом. За полгода он заработал деньги, но его социальный статус от этого не менялся. Из года в год он снимал на зиму дешёвое жильё. Как правило, оно было наихудшим, так как лишь хозяйка наихудшего жилья соглашалась впустить в дом собаку. Так Павел провёл ещё одну зиму, нашёл очередную работу и поспешил увести Бичку из опостылевшей развалюхи.
Дороги нужны были и в эпоху реформ, так что без работы Павел не сидел. Чинили старые дороги, а в последнее время даже строили новые. Павел больше не был бригадиром, то ли потому, что постарел, то ли потому, что бригада отличалась от прежних. Она состояла из молдаван, и, естественно, возглавлял её свой. Но у Павла был настоящий опыт, работодатели помнили его и знали ему цену. Да и сама бригада быстро убедилась, что без Павла им не обойтись. Так что с Павлом не просто считались, Павла слушались.
Читать дальше