Давид Гроссман - Будь мне ножом

Это мгновение мне дорого (неважно — почему), ты просто прими его от меня. Мальчик идёт с мамой по тротуару, возвращаясь из садика. Она — молодая, тонкая и миниатюрная женщина. Короткие вьющиеся волосы и потрясающая улыбка — застенчивая, но дерзкая и полная любви. Её рука на голове ребёнка с гордостью показывает мне, что это — её сын.

Я знаю, что не принято дарить обрезанное фото, но поверь, что ты имеешь лучшую его половину и лучшее из мгновений, которые были у меня с ними обоими. Не стоит восстанавливать снимок целиком, чтобы видеть отсеченное. Например, второго мальчика, идущего рядом с ними, — он не имеет отношения к этой истории, это просто ещё один мальчик, которого она в тот день забрала из садика, друг сына (мне, почему-то, никак не удаётся убрать его оттуда).

И зачем тебе видеть мужчину с птичьим лицом, сидящего в той «Субару», которая была на лугу с поливальными установками, и из багажника которой я вынул полотенце, чтобы вытереть тебе волосы. Этот мужчина — я, а второй мальчик, случайно взглянув, увидел мой взгляд на неё и ребёнка, слишком откровенно переполненный счастьем. Эта довольно некрасивая история — ещё одна обыденная сцена из моего «фильма-нуар [30] Фильм-нуар — (от французского noir — черный) фильм, снятый в мрачной и депрессивной стилистике старых черно-белых гангстерских лент. », зачем я тебе её рассказываю?

История с этой женщиной была не в пример остальным моим «историям» долгой. Думаю, что я её любил. Мальчика звали Г., полное имя не имеет значения. Милое и серьёзное имя. Она не была замужем и не хотела замуж. У неё было стойкое предубеждение против брака. Но маленький ребёнок у неё был, и я (патетический самообман таких романов) с удовольствием чувствовал себя его далёким отцом, ты понимаешь? Я чувствовал, что этот ребёнок мог быть нашим с ней. Не забывай, что для меня он был идеален — живой ребёнок, которого я мог превратить в воображаемого.

Больше всего мне нравилось их единство и то, как она его растила, — мудро и отважно. Не так-то просто одной растить ребёнка, и до встречи с ней женщины, вроде неё, всегда вызывали во мне праведный гнев женатого: как они смеют заводить ребёнка в одиночку только для того, чтобы удовлетворить свой материнский инстинкт и т. д. А с ней я узнал, сколько величия может заключать в себе такая ситуация. Я постоянно удивлялся, как она одна творит человека, с какой мудростью и совершенством! А как они гордились тем, что принадлежат друг другу! У них был свой язык, общее чувство юмора и некая «круговая порука». Я чувствовал, что у меня есть маленькая тайная семья, хоть я и не видел ни разу её ребёнка — только на фотографиях.

Почему же я рассказываю тебе об этом?!

Трудно расставаться с привычками? Или я уверен, что ты сумеешь сохранить это лучше меня?

Однажды она предложила мне с ним познакомиться. Мы провели с ней чудесное утро, и она сказала — может, останешься хоть раз, встретишься с Г.? Я подумал — а почему бы и нет, что в этом плохого. Но с другой стороны (тебе это знакомо) встрепенулся мой «начальник охраны»: зачем мне, чтобы он меня видел? Кому нужен такой свидетель? И я предложил посмотреть на него издали, незаметно для него. Н. посмотрела на меня и сказала: «Ладно, это не обязательно…»

Потом, успокоившись, она всё же согласилась со мной, и мы оба напряглись в ожидании этой минуты. В тот день я задержался дольше обычного, мы пообедали вместе, и всё было прекрасно, а когда пришло время, я спустился к машине и подождал там. А Н. пошла в садик за Г.

Я видел, как она вышла из-за угла, — тоненькая, самостоятельная, отделённая от улицы. На неё был тонкий серый свитер, её короткие волосы вились, а глаза смеялись. Она шла с двумя детьми, я уже говорил, и я не сразу узнал, кто из них — её ребёнок, ни один из них не был похож на того, что на фотографиях. Дети шли, с увлечением рассказывая ей что-то, один из них скакал вокруг неё, как ягнёнок. Она улыбалась мне ещё издали, с другого конца улицы, идя навстречу, улыбаясь всеми своими тонкими чертами, и я вынужден был снять солнцезащитные очки и спросить глазами — кто из них твой? Она положила ладонь на голову скачущего ребёнка и состроила мне гримаску: «Ну, что за вопрос?»

Пожалуйста, прими от меня это фото: мальчик, маловатый для своего возраста, шустрый и весёлый, жизнерадостный и смышленый, говорит, размашисто жестикулируя, — такой смешной и милый ребёнок. Её рука мягко лежит у него на головке. Я погрузился взглядом в её глаза, наполненные гордостью счастьем.