Иван Зорин - Повестка без адреса

На собрании Доброскок ждал возмущения, но рабочие угрюмо молчали. И только один, криво усмехаясь, бормотал что-то под нос. Глядя на вытянутое нерусское лицо: впалые щёки, заострённый, с горбинкой, нос — Доброскок про себя отметил, что он приезжий.

«И каким ветром тебя занесло?» — подумал Доброскок, спускаясь с трибуны. Он повсюду натыкался на колючие взгляды, которые сверлили ему спину, но Доброскоку было всё равно. Дорогой в гостиницу он представлял, как доложит о командировке начальству, как встретят его дома, и тихо улыбался…

Гость вошёл без стука, шаркнув ботинками, по-собачьи вытер ноги о половик.

— Столько дел, столько дел! — затараторил он, громоздясь на трёхногий стул. — Просто голова кругом… — Подоткнув под себя чёрный плащ, поставил рядом зонтик, с которого капало. — И дождя вроде нет, а вот на тебе — зацепило!

Доброскок не испугался.

— А ведь я тебя знаю, — вспомнил он давешнего рабочего, приподнимаясь на подушке. — Пришёл, верно, за место хлопотать?

— Так и я вас знаю, Степан Андреевич, — ухмыльнулся гость. — С самого вашего рождения… А за место чего хлопотать — его на всех хватит!

Достав чётки из вишнёвых косточек, он стал медленно перебирать их.

— Прадед ваш, помещик из Доброскоковки, к примеру, был заядлым охотником: волка брал голыми руками, а русаков, бывало, как бабочек, ловил с лошади огромным сачком. Однажды он охотился с дворней: смеркалось, он привстал на стременах, чтобы удобнее было примериться к петлявшему под копытами зайцу, и на всём скаку ударился лбом о дубовый сук. Все вокруг засмеялись. Он тоже засмеялся — и умер. Нестарый был, о месте заботиться вроде рано, а оно ему сразу сыскалось…

Выпятив подбородок, гость посмотрел насмешливо.

— Кстати сказать, деду вашему, студенту, тогда крупно повезло: он к тому времени проигрался в пух и прах, ему оставалось поставить на кон разве последнюю рубаху, а тут подвернулась оказия спустить имение. Зато когда он встал из-за стола, ему уж точно нечего было терять…

Гость развёл кулаки, унося в правом чётки, а левый, свёрнутый «фигой», сунул Доброскоку под нос.

— И опять ему подфартило: случилась революция, помыкался он самую малость и, чтобы обрести весь мир, пошёл в Комиссию. «Жизнь — это вам не собаку выгуливать! — приговаривал он, разбирая чужие доносы. — Тут гляди в оба…» Однако донос на него поступил к другому следователю, и он сгинул в сибирском лагере. А место ему тоже нашлось… Да, спешили жить ваши предки: между делом женились, второпях заводили детей. Жадные были до времени, до этого света, точно знали, что вечность — не для них и на том свете их не ждёт ничего хорошего. Впрочем, и вы в роду не белая ворона…

Доброскок разинул рот.

— Но мне об этом не рассказывали…

— Правильно, когда деда забрали, его жена умерла от чахотки, так что вашего малолетнего батюшку отправили в сиротский приют. А там обманули — наболтали про родителей с три короба…

Гость сидел на высоком стуле, подогнув ноги, так что казалось, будто тело держится на трёх спицах, остро упиравшихся в пол, как птичьи когти. Он и сам походил на хищную птицу, высиживающую в гнезде чужие яйца, а когда разводил руками, казалось — вот-вот взлетит.

— Но вся беда в том, что и прародителя вашего в саду обманули — яблоко-то он съел, а отличать добро от зла так и не научился.

Человек в чёрном тараторил, как сорока.

— Уж не ты ли постарался? — сухо перебил Доброскок. — Ты что же — змей-искуситель?

Он храбрился, но ему было страшно.

— Всё это сказки! — хохотнул гость, облокотившись о стол. — Ну, зачем искушать — свинья грязь найдёт. Однако у вас своя правда: зло — моё, я его знаю, как свой желудок, а вы — нет.

Маленький рот сполз набок, и на мгновенье показалось, что из него высовывается раздвоенный язык.

— Зло и так видно, — уставился на него Доброскок.

— Разве? Тогда скажите, сколько у меня костей в чётках?

Доброскок почесал затылок.

— Пятнадцать.

— Двадцать, — свысока бросил гость. — Вот так и зло: видеть его вам позволено, а познать — не дано.

Губы скривились, обнажив ряд жёлтых зубов, и Доброскоку опять почудился торчащий наружу язык, который быстро шевелился, качаясь из стороны в сторону.

— Вот вы, Степан Андреевич, за тридевять земель прилетели, чтобы людей по миру пустить, а ведь это — грех!

Наклонившись вперёд, гость рассыпал чётки, накрыв катавшиеся косточки волосатой ладонью.

— А что такое грех? — деланно зевнул Доброскок. — Сегодня — грех, завтра — добродетель.