Георгий Осипов - Конец января в Карфагене

«Хо-хо-хо. Как говорят в Одессе, не делайте мне смешно!»

Сколько же ему лет, тотчас изумился я. Вернее, сколько надо тренироваться, чтобы выучиться говорить с таким жеманством, так искусственно и нахально? Мы, вообще, где с вами находимся? На советской Украине, или мы попали в Древний Египет?

День солнечный и пыльный, но куртку снимать рановато, апрельский ветерок — коварная штука. А у обладателя голоса волосатые плечи и руки какого-то библейского охотника. Сквозь фиолетовую мережную майку виден волосатый хребет. Волосы пышные, блестящие, курчавые. Может быть, араб или чилиец? Вокруг полно общежитий. Обойти спереди и заглянуть ему в лицо я не решаюсь. Правда, уже отметил — череп с плоской макушкой. С одобрения Дядюшки Стоунза такую форму головы мы именуем «минетное темечко».

На голом волосатом плече этого юноши висела вязаная, с бисером сумка-кисá. Скорее всего — самодельная, слишком патологичная по виду. Не прекращая разговаривать, он запустил в нее руку и достал стариковскую капроновую фляжку: «Хо-хо. Простая водичка».

Откинув голову, он промочил горло, и я увидел его профиль — не то горного пастуха, не то сильвана из балетной массовки.

— Дымок, ты был прав, надо обязательно свести с Азизяном! Они созданы друг для друга… — от волнения я не смог подобрать точное сравнение, — как… как дуэт фигуристов! Этот — в папахе, у Азизяна его «аэродром». Музыка, если ты не против, что-нибудь из быстрого Блэкмора. А в роли спортивного комментатора, естественно, Стоунз.

— И в Москву, на Олимпиаду.

— Давай зайдем куда-нибудь, я что-нибудь выпью, заодно и поедим.

— Скажи куда? — спросила Пуля у Курка.

— В «Отдых». Может быть, Стоунз уже там сидит.

Сосиски запивать вином пришлось одному. Демешко не пьет из-за наркотиков. Он принимал их в точности, как и разговаривал — медленно, тихо и сколько считал нужным. Поэтому ему никто и не предлагал выпить. Он сам покупал себе минеральную воду. Местная стоит 20 копеек бутылка. «Мелитопольская» чуть дороже. Возможно, из-за этого он никогда не замерзал и не потел. Во всяком случае, внешне это было не заметно.

— Дане позвоним? Или не будем? — спросил Дымок, постукивая острым сапогом по дрожащей ступеньке.

— Зачем?

— Обещал отдать ему очки.

Он приподнял указательным пальцем правую линзу.

В этих очках Демешко было похож на Шукшина. Нос у него то ли поврежден, то ли от природы имеет такую форму. При такой физиономии он должен разговаривать отрывисто и злобно, явно привлекая к себе внимание кассирш и буфетчиц. Шукшин развратил своим Егором Прокудиным массу неартистичных мужиков, и те стали, особенно выпивши, отрывисто и злобно говорить на противном жаргоне бывалого человека, время от времени с горечью подергивая стриженой башкой.

Дымок слушает шумный и живописный хардрок, по-моему, понимает, что взрослые пугают друг друга Западом больше от болезней и бессилия; сапоги на нем легкие, из валютного магазина, а на лицо все равно уже опустилась печать будущего рецидивиста.

Что касается «Дани» — чем он может, как ему удается очаровывать таких неглупых людей, как Демешко, я ничего не знаю. Вот уже очки какие-то ему подавай. И — подают: «Носи, Сашко, тебе это надо. Наряжайся по моде». Не все же донашивать вещи старшего брата, хотя и среди них попадаются такие, что от Дани глаз не отвести.

Очки явно конфискованные, слишком изящные. Советская молодежь отнимает друг у друга все, что сделано не здесь или, по крайней мере, с виду кажется заграничным. Выхватывают, как собаки, у более слабых и рассеянных. Только собаки тут же проглатывают чужой кусок, а эти — любуются, прежде чем надеть на себя добычу. Представил себе — вот и Даня примеряет эти очечки перед родительским трюмо. Какой у Дани порочный рот, как сверкают из зеркала черные линзы!

А я однажды высмотрел и купил за копейки в «Галантерее» большую булавку. Что мы тогда заканчивали — кажется, пятый класс? Значит, никаким панк-роком еще не пахло, и булавка ровным счетом ничего не символизировала. Но я, как дурак, приколол ее к свой штурманской куртке. Недели не прошло, и у меня попытался ее отобрать совершенно мне незнакомый субъект. С виду это был классический «царевич-дебил», начинающий превращаться в «зодчего-дегенерата». Новгородские волосы горшком, слабые усики, пьяные глаза мастурбатора. Булавку он мне вернул, помогло присутствие Дани, но… встреча с подобной сволочью всегда неприятна, а появляться они умеют хуй знает откуда, подобно Спасителю на полотнах старых мастеров. Правда, авторы картин, художники эти, не настолько стары, чтобы могли видеть его лично. Тем не менее нередки случаи, когда ему не просто подражают взрослые, но даже младенцы появляются на свет с иконописным личиком будущего фокусника и чудотворца.