Эх, помахал с утречка топором, как Родион Романович, прилег с устатку на взбитые перины рядом с тоже приуставшей Сонечкой, достал из-под подушки книжечку, и не какие-нибудь «преступления» да «наказания», а Новый завет, и открыл не на каких-нибудь посланиях к фессалоникийцам, а на Откровении апостола Ионна, там, где: «Каждый, у кого есть разум, может понять значение числа зверя, ибо оно соответствует человеческому имени. Это требует мудрости. Число это — 666» — ну не идиллия ли?
Уж давно на Патриарших прудах не ходят трамваи, а Анечкивсех мастей и народностей все льют и льют подсолнечное маслорассеянным мужчинам под ноги в надежде, что какое-нибудь беспрекословноежелезное колесо срежет их непутевые буйные головы, но рельсы разобраны и только…
…беспрекословные руки стучати стучат в двери (или же в 1 -е окно слева в домике № 35, что на улице Амурской) сокровенных людей.
«Герцеговина Флор»— легендарные папиросы, которые единственный советский генералиссимус крошил себе в трубку, вместо того, чтобы ввести должность наркома табачной промышленности, а потом расстрелять вместе с домочадцами, замами и их секретаршами.
Да… Что Андрей Платонович, что Антон Павловичне способствуют своими опусами перевариванию высококалорийной, но плохоусваиваемой пищи.
Акт 280266— ну и какая эта по счету «заячья петля» автора? Прямо, будто и нет больше никого во всем мире!
Ифрит Джиржис— см. выше одну из самых длинных тирад этого комментария.
И опять кинематографический экскурс. Актриса второго ряда, наконец, сыграла саму себя, то есть, извините, суку и тут же выбилась на передний край голливудских звезд — такой уж у них инстинкт, основнымназовем его.
Желтый чемоданчик— был и такой одноименный детский фильм про хитрые конфетки, что шиворот-навыворот меняли сознание персонажей, делая их безрассудно храбрыми и предприимчивыми на зависть робким кинозрителям, капающим мороженое на… (мальчики на короткие штанишки с безвольными гульфиками, девочки на алые галстуки, украшающие дремлющие молочные железы).
Портвейн 777— стоило прибавить к загадочному, не внушающему доверия портвейну 666число 111, как он превратился в старую добрую бормотуху, и мир снова приобрел родные и знакомые до крокодиловых слез черты.
Да не постигнет ни одного щелкопера судьба Салмана Рушди!
Ведро простояло на ребре всю пьесу!
«Ундервуд?»— спросишь, мой любознательный друг, — да вот он, передо мной! Лучики солнца прыгают по клавишам, поблескивает веер зеркально отлитых букв и антрацитовый вал кареткиконвульсивно передвигает белую, как стоматологический фарфор бумагу.
Любой акт № 1можно начать с беседки у прудика с мирно плавающими в глубине карпами. Попробуйте не зажарить их уже на второй странице. Что до Полярной звезды, — то нет более коварного светила на нашем небосводе — подтвердит вам любой первопроходец.
Собственно все.
Я оттолкнулся от плеча надоевшего мне до смерти автора и полетел, куда глаза глядят. Скользя на теплых восходящих потоках вдоль закопченной «хрущевки», я увидел, как распахнулась форточка чьей-то малюсенькой кухни, тут же в эту форточку просунулась быстрая рука, заграбастала меня в свой огромный кулак и затолкала в зубастую пасть, в которой отчетливо пахло абсентоми осетринойпервой свежести.
Жорж Горобьевый
*
Сегодня стемнело также быстро, как и вчера. День был в меру удачен: в моем внутреннем кармане грелась чекушка, в почти новом пакете лежала огромная, чуть-чуть надкусанная груша, копченая толстенькая сосиска и длинная на половину торчащая из пакета французская булка.
Я зашел в свой подъезд, подставил пятку под размашистый удар двери, поднялся на второй этаж и из почтового ящика квартиры номер тридцать семь вынул газету «Известия» вместе с невзрачной, немного желтоватой по углам открыткой. В открытке Елену Анатольевну Дрожжевую поздравлял с днем рождения Витя Тимербулатов и желал ей обилие здоровья, счастья и любви. Я недолго разглядывал вялые тюльпаны, выдавленные в картоне, — бросил открытку назад в ящик и зашагал по ступенькам вверх.
Читать дальше