Александр Серафимович - Воробьиная ночь

В 1889 году в газете «Русские ведомости» был напечатан интересный рассказ «На льдине». Подписчики газеты с волнением читали о том, как помор-охотник Сорока отправился на промысел за тюленями, как, стараясь добыть побольше зверя, чтобы хватило и заплатить долг кулаку-хозяину и прокормить семью, Сорока не заметил, что льдина, на которой он нашёл стада тюленей, оторвалась и поплыла в море. И несчастный охотник погиб во льдах Северного моря.

Рассказ «На льдине» был первым напечатанным произведением Александра Серафимовича Серафимовича. Автору было тогда двадцать шесть лет (он родился в 1863 году), и он находился в ссылке на далёком Севере, куда его за участие в революционной борьбе отправило царское правительство.

С тех пор целых шестьдесят лет, до последнего года своей славной, боевой жизни (Серафимович умер в 1949 году), писатель-коммунист неустанно трудился. В своих рассказах очерках он изобразил тяжёлый труд рабочих и крестьян в царской России, революционную борьбу трудящихся и их великую победу в Октябре 1917 года. Он рассказал о героической гражданской войне; о том, как строилась у нас новая, социалистическая жизнь; о том, как защищали советские люди свою Родину от захватчиков-фашистов в годы Великой Отечественной войны.

В этой книжке вы прочтёте два рассказа А. С. Серафимовича — «Воробьиная ночь» и «Лесная жизнь». В них он изобразил детей бедняков царской России, рано начинавших тяжёлую трудовую жизнь.

За далёким лугом только что проснулась узенькая красная полоска зари. В синеватом сумраке всё больше светлела широкая река.

У самого берега подымалась гора; по горе лепились домики; наверху белела церковь. Под горой у берега чернели паром и лодки. А на берегу, возле парома, стоял маленький дощатый домик.

В комнате, на полу, на полсти [1] Полсть — половик, подстилка. спал паромщик Кирилл, бородатый чёрный мужик, а в углу на соломе свернулся калачиком мальчик лет десяти, Вася, подручный Кирилла, придвинув к подбородку колени.

По извилистой пыльной дороге с горы спускались две подводы, и лошади упирались, сдерживая накатывавшиеся повозки. На подводах были высоко наставлены большие решётчатые ящики, а в них тесно сидели гуси, куры, утки, покачивались, беспокойно вертели головами, поклёвывали друг друга и на толчках испуганно вскрикивали и начинали беспорядочный птичий разговор:

«Куда нас везут?.. Ой, как тесно!.. Ну, не клюй меня. Ах, сколько воды, вот бы поплавать, поплескаться, вдоволь напиться… Как бы это выскочить отсюда…» — и просовывали головы сквозь решётки.

Но решётки были узкие, и выскочить нельзя.

С передней подводы соскочил высокий парень, заправил вожжи под сиденье, крикнул на лошадей, которые, прижав уши, стали было кусаться: «Но-о, балуй!..»— и пошёл к домику, похлопывая кнутом по пыльным сапогам.

В домике было тихо.

— Эй, кто там!.. Паромщик, переправа! — и постучал кнутовищем в тёмное оконце.

Никто не откликнулся.

С другой подводы прошамкал старик:

— Спят, видно, не слышат. Грохни-ка в дверь.

Парень подошёл к двери и загремел кольцом:

— Слышь, что ль! Давай переправу.

Кирилл поднял чёрную лохматую голову:

— Эй, Васька, слышь, ступай перевези, — и лёг.

Мальчик вскочил, потёр глаза, потянулся и опять упал на солому — мучительно хотелось спать.

— Ты чего же вылёживаешься? Ждут, — сказал Кирилл, не поднимая головы.

Мальчик опять вскочил, поддёрнул штанишки, снял со стены ключ и без шапки, босиком вышел.

За лугом сквозь лёгкие тучки краснелась заря, отражаясь в реке. Над водой курился лёгкий пар.

Мальчика передёрнуло от утренней свежести, и он побежал к парому, шлёпая по мокрому песку босыми ногами; нагнулся и стал ключом отмыкать цепь, которою на ночь примыкался паром.

Сзади захрустел мокрый песок под колёсами и копытами — подводы подъехали к парому.

— Кто же паром погонит?

Мальчик поднял голову: над ним стоял длинный, как жердь, парень и смотрел одним глазом, другой был затянут бельмом, а в ухе блестела серьга. Подводы стояли одна за другой.

— Я.

— Куда тебе… От земли не видать, что ж старшой не идёт?