Андрей Шульгин - Слёзы Анюты

…Я опустился на колени у кромки котлована, земля съёжилась и поцеловала мои коленные чашечки острыми холодными губами. Я вытянул шею и опустил взгляд на плещущуюся жижу, там отражался я сам в мишуре уличного движения, я был прибит к громоздкому занозистому кресту и заставлял прохожих себя обходить. Вот это бык, бросил кто-то из спешащих. Бык, всё верно! — закричал я ему с креста. Дама, которая как раз в это время опасливо огибала мой крест, боясь оцарапать своё тело о неровный край креста, живо посмотрела мне в лицо:

— Валентин Григорьевич?!

— Ну да, я Валентин Григорьевич Бык.

— Валентин Григорьевич?! — словно не расслышав, повторила дама.

— Конечно, это я.

— Валентин Григорьевич?! Да что же такое. Валентин Гри…

Я оторвал голову от рук, на которых она покоилась и которые от долгого неподвижного лежания на столе словно наполнились песком, и посмотрел в вибрирующее лицо кадровички.

— Валентин Григорьевич, вам плохо?

— Что вы, вздремнул просто.

Кадровичка затараторила про новую соискательницу должности, про третью руку… Снег её слов ложился плотным настом на мою душу…

Принять. Веки кадрочички запрокидываются на лоб. Но… третья рука? Принять! Из голоса моего просыпаются на пол металлическая стружка. Испытательный срок? Да. Месяц? Две. Недели? Да, две недели! Кадровичка сжимает в гармошку скуластое лицо, наполняя губы нежным смятением.

Так я получила работу. Теперь мне есть чем заполнять дни, ранее состоявшие лишь из прядей солнечного света. Я работаю в просторном офисе, в одной большой комнате вместе с коллегами, прячущими лица в упругую гладь мониторов. Я знаю, они меня не любят, кончики их волос подрагивают от брезгливости при виде меня, а хмуро двигающиеся брови оставляют в воздухе похожие на иероглифы царапины. Труднее всего мои отношения складываются с кадровичкой. Она ворочает широкими скулами, буравит мою настороженность костлявыми взглядом.

Так просыпалась мука дней, оставляя за собой белый тонкий след неопределённости.

Приближался конец испытательного срока. Я ждала, когда объявят, примут ли меня на постоянную работу.

Тот день был особенным. Только кислота рассвета разъела плоть ночи, как стояло ясно, что он будет состоять из рыхлых комков света и угловатых туч.

Я ехала на работу, ощущая, как лёгкий тремор берёт под контроль пальцы на каждой из трёх моих ладоней.

На пороге офиса меня ждала кадровичка, направив в мою строну выступающие скулы, как две боевые торпеды.

— Валентин Григорьевич вас вызывает.

Тремор в моих пальцах перешёл от плавного танца в быстрый. Генеральный вызывает! За две недели я видела его лишь пару раз, мельком, и оба раза мне показалось, что он смущён.

Я зашла в кабинет. Валентин Григорьевич Бык стоял у стола, обе руки опадали вдоль тела и были похожи на два замерзших в высокогорье языка водопада. Я поздоровалась, он сделал неопределенное движение головой.

— Садитесь.

Я заняла место посетителей возле его рабочего стола. Валентин Григорьевич подошёл к своему месту, кресло было плотно придвинуто, он чрезвычайно неловко откатил его ногой от стола и также неуклюже уселся. Казалось, ему что-то мешает…

— Ваш испытательный срок подходит к концу.

Ощущаю, как мои слова моментально стареют и подобно опавшим листьям сворачиваются в трубочки.

— Прежде чем огласить своё решение, хочу показать вам статистку отдела, в котором вы трудитесь…

Я устремляю взгляд к монитору. Там открыт совершенно другой файл. Нужно клацнуть мышкой… простое действие…

Валентин Григорьевич беспомощно подрагивает веками. Файл… Открыть файл… Глядя на директора, я заворачиваюсь в настороженность, как в кокон. Сейчас я открою файл… гм… Дверной проём распахивается, вплёвывая в комнату кадровичку с толстой грудой бумаг. Кадровичка подходит к столу генерального, её глаза как две пиявки присосались к нему. Глаза-пиявки втягивают в себя замешательство шефа. Кадровичка осторожно кладет на стол кипу бумаг.

— Валентин Григорьевич, что-то случилось?

Она завязывает свой взгляд в узел на моём лице. А я лихорадочно перебираю варианты, как вежливо попросить её открыть нужный файл в моём компьютере, ведь руки…

Окна комнаты в унисон глухо выдохнули. Это порыв ветра разбил о них своё хрустальное тело.

— Пора! — закричала я, поднимаясь со стула.

Валентин Григорьевич тоже начал подниматься, но совсем неловко и обязательно упал бы, как потерявший опору в небе бомбардировщик, его подхватила под руку кадровичка, но рука изогнулась тряпичной куклой, кадровичка обхватила генерального директора за талию. Все вместе мы бросились к выходу из комнаты, я распахнула двери перед Валентином Григорьевичем.