Андрей Шульгин: Слёзы Анюты

Баба Надя лежала на трамвайном полу, оставленная силами и раздавленная морально. Её дыхание было сперто, а чувства, как птицы, то скрывались за облаками беспамятства, то появлялись перед ней вновь. Она не помнила, сколько времени провела в этом состоянии.

Наконец, сознание бабы Нади настырным птенцом продолбило клювом понимания толстую скорлупу замутнённости. Она приподняла голову и огляделась. Этот трамвай разительно отличался от того, в котором она ехала давеча. Хотя бы тем, что был пуст. Огромный вытянутый салон пялился на бабу Надю прямыми рядами свободных сидений. За трамвайными окнами неудавшимся серым тестом сгущалось плотное месиво сумерек.

Стеная и кряхтя, баба Надя поднялась на ноги. Одутловато плюхнулась на ближайшее сидение. И стала ждать. Ничего не происходило. Трамвай всё так же катил сквозь сумеречный город, очертания домов и улиц всё больше и больше разъедались тьмой. Марево сна цеплялось за бабу Надю ловкорукой обезьяной. Под мерный стук трамвайных колёс её голова начала неспешно клониться к груди. Череда сонных образов заскользила перед её разворошённой памятью. Один из образов вертлявой шавкой приплясывал вокруг старухи, все намереваясь ухватиться за её грёзы зубами. Баба Надя привиделась сама себе, ещё юная, в лёгком цветастом платье, под дешёвым ситцем которого томно извивалось нерастраченное девичье тело. В своём видении баба Надя шла по длинному коридору, покрытому мягкими ворсистыми дорожками, навстречу высокому белокурому офицеру, на чёрной, прекрасно сидящей форме которого, на рукаве, распластал крыла орёл, сжимавший когтями заключённую в круг свастику. Офицер, глядя на приближающуюся Надю, отворял на своём продолговатом лице широкую улыбку и протягивал к девушке руки. Баба Надя вздрогнула и прогнала дремоту. Липкое чувство вины заскользило обратно в недра души, оставляя после себя только лёгкую прохладу позора.

Баба Надя вдруг поняла, что трамвай так ни разу нигде не остановился. А ведь она ехала уже долго. И ни одной остановки! Куда же он едет так долго!? Город за окнами бесповоротно провалился в темноту осенней ночи, и в каком направлении несётся трамвай, понять было невозможно. Баба Надя беспомощно завертела головой. Неожиданно оказалось, что баба Надя в салоне не одна. На самом первом сиденье трамвая баба Надя разглядела незамеченную ранее женскую фигуру в плаще, чёрная копна длинных волос которой мерно покачивалась в такт движению. Удивлённый взгляд бабы Нади толкнул в спину женщину, и та обернулась. Это была молодая девушка с лицом, похожим на младенческое посапывание. Карие глаза девушки прищурились на бабу Надю, излучая пристрастие проведшего весь день в засаде снайпера. Девушка встала с места и уверенным шагом направилась к бабе Нади. Когда она была уже рядом, баба Надя поняла, что это кондуктор. В одной руке девушки была пригоршня мелочи, в другой пачка билетов. Вблизи кондуктор напоминала стакан для чая, в который по ошибке налили денатурат.

— Оплатите проезд, пожалуйста, — ровным, как бетонная плита голосом, произнесла девушка-кнодуктор.

Баба Надя заёрзала рукой внутри кармана, нелюбимым ребёнком топырившимся на её заношенном платье. Карман был пуст. Баба Надя уже давно не носила с собой деньги, но всё время забывала об этом.

— Проезд будем оплачивать? — в голосе кондуктора задребезжала струна недовольства.

— Нет у меня, — только и сумела вымолвить растерявшаяся баба Надя.

— Ни у кого поначалу нет. Но ведь платить-то надо!

Слова девушки-кондуктора были непонятны бабе Наде, но она отчего-то согласилась.

— Надо.

— Так платите.

— Нечем.

— Платите чем есть.

Бабе Наде вновь стало неясно. Чем же платить, если платить нечем? Появилось такое чувство, будто она собралась по грибы в лютую зиму. Она молчала.

— А совесть у вас есть, без денег в трамвай садиться? — никак не унималась кондуктор.

Баба Надя, закивала в такт её словам, подтверждая наличие совести.

— Хорошо хоть совесть-то у вас есть, — в тоне девушки заслышались нотки применения. — Тогда ей и платите.

— Как это? — Баба Надя ощутила, как разум её начинает лихо отплясывать тарантеллу.

— Очень просто, — сказала девушка заурядным голосом. — Вон у вас в руке левой что не совесть разве? Отдавайте половину, как раз за проезд хватит.

Баба Надя опустила свой узловатый стариковский взгляд на левую ладонь и, действительно, обнаружила там нечто, похожее на свалявшуюся грязь. Она сильней разжала пальцы, чтобы рассмотреть невесть откуда взявшуюся субстанцию. На ладони бабы Нади лежали какие-то волосяные шарики неприятного цвета. Пока баба Надя раздумывала над увиденным, девушка-кондуктор, ничуть не смущаясь, вытянула длинные сухие пальцы и взяла со старухиной ладони примерно половину лежавшего там. Баба Надя всё ещё озадачено смотрела на свою ладонь, когда девушка в свой карман плаща её совесть оторвала от пачки белый прямоугольник талона, положила его в свободную правую руку старухи и направилась к своему месту.