Элис Хоффман - Дом черного дрозда

Остальные дети замечали особую связь между матерью и сыном, но не обижались на Лайона. По правде говоря, они его жалели. Они не были такими умными, как он, но не были и дураками. Такая сильная любовь связывала Лайона и освобождала их. Все братья и сестры понимали это и поступали соответственно. Сюзанна, например, не боялась, что разобьет материнское сердце, когда выскочила замуж в семнадцать лет. Джордж-младший никогда не был склонен к книжным занятиям, но знал, что никто не попытается остановить его, когда решил бросить школу, чтобы стать рыбаком и работать вместе с отцом.

Между детьми было чувство товарищества, кольцо братской поддержки. Им нравилось играть и соревноваться, они любили хоккей и эстафеты. Как-то раз после ужина они собрались поиграть в лесу в догонялки. Был теплый летний вечер, светлячки неторопливо плавали в зарослях. Дети, за исключением Джона, которому исполнилось всего одиннадцать лет, были слишком взрослыми для таких игр — тем более увлекательным казалось им это занятие.

Лайон возвращался домой, думая о своем будущем. Он окончил школу и почти два года работал с отцом на лодке, а теперь к ним присоединился и Джордж-младший. Но тут ему предложили поступить в колледж. Возможно, Вайолет Вест навестила мэрию, а может, мэрия обратилась к ней, последовательность событий так и осталась невыясненной. Лайону было двадцать лет, слегка староват для того, чтобы начать учебу. И тем не менее по рекомендации учителей, в особенности мистера Гранта, да и самого мэра он подал документы в мэрию на стипендию в Гарварде.

Он знал, что Джек Кросби был личностью подозрительной, он скупил устричные отмели у старых рыбаков за гроши. Ходили слухи, что сам Кросби моллюсками пренебрегал, считал их пищей презренной и неестественной и требовал, чтобы в его доме на Бикон-хилл к обеду подавали только говядину. Но себя Лайон считал прежде всего сыном рыбака, и в душе его жила неприязнь к боссам, которые забирали в свои руки власть над промыслом. В последнюю минуту, когда в мэрии ему сказали, что он самая бесспорная кандидатура на получение стипендии, он взял заявление, свернул его и положил в карман. Он должен над этим подумать, сказал он городским чинам. Ему нужно еще немного времени.

Июньской ночью Лайон, подходя к дому, где его братья и сестры играли в догонялки, думал о будущем. А сможет ли он уехать из дома? Сможет ли он оставаться в другом месте, когда созревают красные груши, когда отец вырубает ледяные блоки, когда рано утром они с братом выходят в море на лодке, в час, когда туман сгущается над бухтой и кажется, что весь мир сделан из облаков?

Лайон услышал смех среди деревьев, крики удивления из глубины леса. Темнота падала на землю угольно-черными волнами, но он еще мог различить знакомые фигуры. Там была Хьюли в своем любимом сером платье, она бежала к сараю, чтобы спрятаться. И Джемма — ее легко было найти по рыжим волосам. Там был и бедняга Джон, его осалили и сделали водящим, он тащился по лесу за старшими братьями и сестрами, стараясь изо всех сил, но не поспевая за ними. Сотни светлячков поднимались из высокой травы, и самцы сияли желтым светом от желания. На небосводе над ними появились летние созвездия: Весы на западе, Большая Медведица в северной части неба, Дева, богиня, всегда настороже.

Лайон задержался на мгновение, упиваясь сладким ароматом воздуха. Он вдруг осознал, что хотя и слышит крики братьев и сестер, бегающих по лесу, но не понимает ни единого слова из того, что они говорят. И вот он стоит, и ему двадцать лет, и таланты у него необычайные, и все равно ему хочется плакать. Он хотел быть таким же, как они. Он отчаянно этого хотел.

В день стирки Вайолет нашла заявление у него в кармане. Она вынула бумагу, расправила ее, Дважды прочитала, а потом положила на комод в своей спальне.

— Он заполнил его, но не подал, — сказала она Джорджу, когда тот пришел раздеться.

— Может, он не хочет ехать.

Джордж лег в постель рядом с женой. Они были женаты двадцать лет, и он знал — хотя она повернулась к нему спиной, все равно надо поговорить с ней об этом. Руки Джорджа обвились вокруг ее талии. Любовь к ней тяжелым грузом давила ему на грудь.

— Ему предназначено отправиться туда, — сказала Вайолет. — Как можно не хотеть в Гарвард?

Соль всегда была у Джорджа Веста на коже, независимо от того, как часто и тщательно он мылся. Он вспомнил, как всегда желал Вайолет, даже тогда, когда она не давала себе труда посмотреть на него; как он восхищался работой ее ума.