Элис Хоффман - Дом черного дрозда

Этих чудесных дочерей и замечательных сыновей звали Джемма, Сюзанна, Хьюли — в честь сестры Вайолет, которая умерла от лихорадки, путешествуя по Египту, — Джордж-младший, Сет и Джон. Ничего удивительного, что любящая мать иногда путала имена своих детей и звала капризницу Сюзанну вместо рыжеволосой Джеммы, чтобы помешать на плите суп из лущеного гороха. Или ругала Сета за окно, которое на самом деле разбил Джон. Но Вайолет никогда не забывала, кто такой Лайон. Когда на свет появлялись другие ее дети, они пищали как мыши, а этот младенец рычал, поэтому она и выбрала ему такое имя. Было очевидно, что он не похож ни на кого и никогда не будет похожим.

— Ты уверена? — спросил Джордж, муж Вайолет, когда она сказала ему, как будут звать ребенка. — Такому выдающемуся имени нужно соответствовать.

— Все в порядке, — ответила Вайолет. — Он будет.

За следующие десять лет, один за другим, родились остальные. Темненькие и светленькие, сыновья и дочери — всех их обнимали и любили. Но ни один ничего не отнял у Лайона. Другие дети делили комнаты — девочки спали в одной, а мальчики в другой. Но у Лайона, когда он пошел в школу, была собственная комната в мансарде, чтобы обеспечить ему покой и тишину для занятий.

Не то чтобы Лайон Вест важничал и был скучным зубрилкой. Вовсе нет. С раннего детства он был самым что ни на есть любителем открытого воздуха, предпочитал классу и книгам катание на коньках на пруду или рыбалку с отцом, Джорджем, которого обожал. Ему не нужно было прилагать особые усилия, чтобы хорошо учиться. За грошовую конфетку или за то, что вместо него выполняли работу по дому, Лайон с радостью писал задания по естественным наукам или решал математику для младших братьев и сестер.

Но очень скоро они перестали просить его о помощи. Дети Вестов знали, чего ждут от них учителя, и, что важнее, знали, на что они сами способны.

— А, так ты брат Лайона, — говаривали учителя. — Ты сестричка Лайона. Что ж, у тебя есть достойный пример.

К тому времени, когда Лайон пошел в старшие классы, учитель по математике, мистер Грант, просил мальчика проводить занятия по самым трудным темам, хотя его и смущало, что мальчик лучше его разбирается в материале и вообще обладает какими-то сверхъестественными знаниями. Еще какое-то время спустя стало казаться, что Лайон говорит на незнакомом языке. Но Лайон не хотел возвышать себя над окружающими. Он играл с братьями в хоккей и позволял сестрам завязывать на себе ленточки на майский праздник и водить хороводы, распевая стишки о солнцевороте. Он вырезал ледяные блоки на пруду вместе с отцом, пока не посинеют пальцы; он ходил за лошадьми и цыплятами, он танцевал с местными девушками, со школьными приятелями он забирался в заброшенный коттедж на побережье, там они потягивали эль и рассказывали друг другу неприличные анекдоты.

Но, участвуя в обыденных делах, он все равно оставался не таким, как все. Никто не понимал его. По-настоящему. Даже близко никто не мог подобраться.

— Понимаешь, папа, это вот должно быть так, — говорил он бывало, когда пытался объяснить отцу математические проблемы.

На кухонном столе перед ними были небрежно разбросаны раскрытые книги и бумаги, исписанные колонками цифр, не понятных никому в доме, за исключением Лайона.

Тогда Джордж начинал смеяться, причем впечатление на него производили не только интеллектуальные способности мальчика, но и его добрый характер.

— Я тебе палтуса могу описать, чешуйка за чешуйкой, но не приставай ко мне с цифрами, — говаривал Джордж.

Вайолет все это ничуть не удивляло. Ни то, каким высоким был Лайон, ни то, как хорош он был собой, ни его необычайная одаренность.

Она наблюдала за ним, когда он был младенцем в колыбели, и уже тогда знала, как оно все будет. Она держала его ручонку, когда он только начинал ходить, и была уверена в том, что Лайон предназначен для великих свершений. Уверенность в том, кто он есть, и понимание того, кем он может стать, заставляла Вайолет любить своего старшего сына еще больше. Когда Джордж вставал из-за стола, сбитый с толку продвинутой математикой, и утверждал, что старого учить — все равно что мертвого лечить и что он давно уже вышел из того возраста, когда можно еще чему-нибудь научиться, независимо от того, каким бы хорошим учителем ни был сам Лайон, Вайолет ждала, пока ее муж не выйдет из комнаты.

Тогда она сама садилась с Лайоном. Он объяснял ей решения уравнений попроще. И пусть математика давалась ей нелегко, по крайней мере, она начинала понимать хотя бы отрывки его языка. Что любил он, то любила и она, будь то цифры, нацарапанные на листе бумаги, или горячий яблочный пирог, биология с астрономией или суп с паприкой. Иногда они вместе сидели в гостиной и читали — находясь наверняка в абсолютно разных мирах, но тем не менее каким-то образом соединенные. Когда такое случалось, другие члены семьи старались их не беспокоить. Единственным звуком в гостиной был шорох переворачиваемых страниц.