Владимир Шатов: Ковчег

- А удобно будет? Она, небось, привыкла к фабричной…

- Делай, как говорят!

Дочка согласно кивнула, не отрываясь от нехитрого завтрака. Она не любила резкие звуки и предпочитала подумать в тишине.

- Как страшно было! - Вспомнилось ей время, когда подошёл срок рожать. Дорога в ближайший городок, где находилась районная больница, оказалась полностью занесена снегом. Да и дороги как таковой, в общем-то не было. Так, неширокая просека в лесу. Гусеничный трактор с утра пробил недолговечный туннель, но снег всё шёл и шёл...

Вечером внезапно начались схватки, впопыхах собрались и выехали. Через пару километров, на дорогу выскочила стая диких кабанов. Секач, матка и с пяток маленьких поросят. Они долго бежали в свете фар машины не в силах перепрыгнуть стен из метрового снега.

- Не могла потерпеть с родами! - Григорий, брат роженицы, управлявший фельдшерским УАЗиком, потом долго укорял её. Мол, не вовремя собралась рожать, так бы подавили свиней, было бы мясо. Стая ухитрилась свернуть, а машина, упёршись в возрождённые сугробы, встала намертво. Там Шурке, на тридцатиградусном морозе и довелось рожать. Утром их еле вытащили...

- Сыночек, родненький, - она быстро и ловко взяла на руки проснувшегося Сашку. Он требовательным криком заполнил пространство чистой половины дома. - Сейчас покормим тебя...

Покормив сына грудью, стараясь не шуметь, почти на ощупь, Шура принялась одеваться для выезда в город. Натянула лучшие и единственные фильдеперсовые чулки, платье в крупный горошек. Праздничная зелёная и тёплая кофта, новые резиновые сапоги завершили выходной ансамбль. Пора идти на колхозный двор, где получали наряд и разъезжались в разные стороны служебные машины. Провожая её до двери мать сказала:

- Только ни кому не рассказывай, зачем едешь.

- Чтобы Коля не узнал?

- Родственники набегут отмечать, не прокормишь…

- Ладно! – Пообещала Шура тихим голосом и вышла.

Идя по просыпающейся, родной деревне, со спящим Сашкой на руках, она продолжала вспоминать недалёкое прошлое. Нескольких месяцев перед этим днём молодая женщина разрывалась напополам. С одной стороны запрет мужа, с другой причитания матери.

- Что же ты, окаянная, делаешь. – Каждый день бубнила пожилая мать. - Зачем лишаешь младенца ангела-хранителя?

- Николай жуть, как против!

Сашка и впрямь рос беспокойным ребёнком, почти всё время болезненно плакал. Неопытная мать почти не спускала его с рук, спала не раздеваясь.

- Окрестишь, сразу успокоится, - настаивала пожилая женщина.- А ты всё сделай тишком, муж не догадается!

- Хорошо, мамо, так и зроблю...

Уж кого-кого, а мать Шурка точно боялась. Она была «последышем», родилась после большого перерыва от других семерых детей. У старшей сестры Марии были свои дети, такого же возраста как она...

- Всё одно мне её доглядывать. - Сотникова давно смирилась с участью последней дочки.

Отец семейства умер в начале шестидесятых. Он не воевал в Отечественную по возрасту, зато в Первую мировую зацепил немецкого плена. Во время оккупации их дом сожгли немцы за связь с партизанами. Это кум Василий зашёл из непроходимого, брянского леса на их хутор Добрыньки разжиться хоть какими ни будь харчами. Отец дал куму краюху хлеба, как не дать? Кто-то донёс об этом и всю семью скопом арестовали.

- Партизанен! - немцы держали арестованнных вместе с детьми в подвале здания бывшей милиции в ближайшем городке. В сыром, вонючем подвале, пропахшим страхом в тридцатые годы раньше мордовали "кулаков" и "врагов народа". Конечно, их не кормили и когда дети уже даже не плакали от голода, какая-то женщина просунула через слуховое окно кусок ржаного хлеба. Тем и спаслись...

- Храни её Господь! – подумала Шура, с благодарностью вспомнив незнакомую благодетельницу. - Так бы не было меня, не родился бы Сашка…

Вскоре их повели на казнь. Молодой рыжеватый солдат, как две капли воды похожий на их соседа Гришку Попкова завёл машину-душегубку. Это была грузовая машина, марки "Опель" с большим, герметичным кузовом, в который по жестяным трубам подавались выхлопные газы. Смерть представлялась быстрой и легкой. Измученные голодом и страхом неизвестности люди, были согласны на неё. Кроме их семьи хватало ещё приговорённых местных жителей. Когда начали загружаться в кузов, оказалось, что всем места не хватит.

- Я пойду первой. - Мать Шурки не захотела смотреть на смерть своих детей, и взобралась с младшенькой дочкой на руках в вонючий кунг. Из семьи Иванёнковых на улице осталась одна средняя дочь Наталья. Она то и рассказывала потом об увиденном чуде. Немецкий мотор машины-убийцы внезапно поперхнулся, закашлял, неохотно уступая какому-то давлению извне и безнадёжно заглох.