Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

Гойда! Айда гулять!.. пировать!.. В сорняках пропадать!..

Емелька Ельцин и Стенька Горбачев, наконец, нам полную самогонную травяную, сорняковую, святую волю дали! дали! дали!.. Гойда!..

Да!..

И Часы Тысячелетние Руси встали…

И мы встали в траве забвенья вместе с Ними…

О Боже…

…Блуждали, метались мы с Анной по Руси дымящей, чадной и искали рыжего батюшку…

Да не находили…

И только несколько раз в дыму опять встречали мы тех Двух Всадников Апокалипсиса, которые говорили на далеком арамейском языке, на котором говорил Иисус Христос, и который так неизбывно, непонятно, дивно сладостен для русского уха и души, хотя никто не понимал языка этого…

Есть такие языки родные, которые не понимаешь, не помнишь, а колыбельно чуешь…

А помнишь ли ты, брат мой, как лепился и брал у грудей матери-кормилицы?.. Не помнишь… А ведь лепился и брал…

Так и язык арамейский — материнский язык, первоязык колыбельный твой…

Язык, ведущий прямо к Богу…

О чём же говорили Всадники?..

А говорили, шептались Всадники удивленно о том, что вот бродят по Руси Они — Голод и Война — и собирают урожай мертвых-усопших и убиенных — по два миллиона душ в год, а никто не замечает! не видит! не изгоняет Их!.. Вот слепцы!..

А народ, который не видит убийц своих, — обречен…

Когда же люди русские увидят убийц своих?..

Вот Они!.. Вот!..

Поэт Z сказал о народе своем:

…Слепая рать бредет в полях —

Пред нею лютый враг,

Но вождь слепой влечет слепцов

Мимо врага — в овраг…

Святая обморочная нищая слепота…

Куда ведёшь ты?..

…В дыму и чаду пожарищ пожухло, повяло прошло лето: июнь — жарник-хлеборост, июль-страдник и блаженный август-жнивень…

Да в дыму трудно было различить их…

Эту заблудшую Тройку в дымном, несметном осоте, луговой овсянице, бурьяне…

…Мы с Анной от дыма уехали на север, но и там дым гулял, царил, но вот повеяло сиверами северными ветрами-листобоями, полетела жемчужная “богородицына” пряжа-тенетник, паутина, на которой тихо кочуют, расселяются крошечные паучки…

…О Боже!..

А мы плывем в Твоей паутине!..

А мы — Твои грешные кочевые паучки!.. да

И так далеко иногда уходим от Тебя…

А без Бога не до порога…

И…

И пришли великие, древнерусские, атласные листопады великошумные в борах, лесах наших…

— Царь Дарий, а почему леса “старообрядческие”? — Анна улыбается мне.

Она в коротком клетчатом платье…

А чеканные ее снежнонагие, струящиеся, льющиеся, холмистые, ручьистые ноги, ноги ее живожемчужные, словно никак не связаны с этим коротким платьем, никак не покрыты им…

Распахнутые они… лакомые…

А еще на ней такие же клетчатые тугие трусики, которые выдерживают и не удерживают тайный напор-натиск всех её сокровенных серебряных полушарий-полуполнолуний, и курчавых затаенных ее ложбинок, извивов, холмиков, серпантинов, где я бродил губами и ноздрями, весь погружаясь, и тугая резинка трусиков её заветных жалела меня, соблюдала, не хлестала, ласкала…

Подросли уже и волнуются, вьются её чародейные, русалочьи серебряные власы, власы, а глаза её, как мокрые от нежного дождя лесные колокольчики туманные, влажные, протяжные, и чудится, что какой-то шелест, звон ангельский, херувимский певучий, голубиный идет от этих колокольцев живых…

Мне больно глядеть на эту красоту, на этот чреватый алмазный бутон — и я только украдкой, исподтишка, мгновенно взглядываю на нее и радуюсь этой ранней спелости её пшениц и льнов…

И я брожу средь колосьев этих один?..