Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

И некоторые из евреев были повержены подбиты на пути к самолету но их никто не спасал…

И они молчные кровавые отползали послушно к кустам белых осенних ширазских роз чтобы не мешать живым идти к самолету чтоб не мешать исходу…

И я глядел на кочевой народ мой…

…Но потом отлет самолета отменили и беглая толпа пошла побежала вспять к далеким домам своим от самолета…

И пули близкого боя опять сбили с ног порушили несколько моих собратьев…

И они так же покорно молчно ползли умирать к кустам пыльных равнодушных роз чтоб не мешать исходу…

Кровавые кроткие иудеи мои в белых хладных чужих последних розах…

И я глядел на народ мой мечущийся под пулями и думал что уже несколько тысячелетий народ мой мучится мечется под пулями ножами стрелами бомбами…

И теряет живых среди чужих народов…

И вот бухарские евреи две тысячи лет жили в Таджикистане…

И вот впервые за две тысячи лет они бегут навек из народа объятого кровной семейной резней…

Сказано Христом: «Враги человеку домашние его…»

А тут враг человеку родной народ его?..

Как тяжко протяжно кроваво как неизбывно несметно тоскливо бежать из тысячелетнего гнезда!..

А?..

И вот старцы ученики мудрецов талмедей — хахамимы учили нас копить добро серебро золото — и что я приду к Стене Плача с убогим добром моим? с тяжкими мешками и чемоданами моими?..

И зачем кочевому народу мешки утлого скарба?..

И я не видел ни разу летящую птицу с мешками с ветошью на крыльях…

И я всего лишь тихий кочевой бухарский еврей эпохи исхода евреев из распада Русской необъятной империи…

И вот мой народ кочевой бредет под пулями к небесному кораблю спасенья что унесет его на землю предков его…

Но воздушный корабль не летит и в народе моем бредущем вспять под пулями я вижу много голубоглазых доброликих людей русских…

Два великих народа кочевали по земле — китайский народ кочевал и встал у святой своей Великой Китайской Стены и смирился в гнезде своем…

«Надо слышать пенье петуха у соседа но никогда не ходить друг к другу в гости…»

А иначе будет зависть ненависть война резня…

Так говорит мудрец Китая…

Иудейский народ печальник странник мой кочевал веками и встал у святой Стены Плача и обрел божью тишь…

…Или, Или лама савахвани?..

Боже мой! Боже мой!.. для чего Ты меня оставил?..

И только этот только этот клич все носится над русскими заброшенными деревнями городами головами…

Ай Русская империя необъятна безбрежна…

Но нынче и русский Народ мечется мучится под пулями в поисках брега…

И нет у Него Великой Китайской Стены?..

И нет у Него Стены Плача?..

И нет у Него тысячелетнего гнезда храма в Империи кровавой?..

Иль Церковь мать двухтысячелетняя не зовёт Его?..

О Боже! Что говорю я в страхе живота моего?..

Но!..

…Но сплоченные ярые народы которые раньше называли себя Твоими сынами — нынче рвут расхищают Тебя как пенные тли тати аки одинокого заблудшего волка грызут волкодавы…

А заблудшая овца становится волком…

И вот овцы пожирают пастуха своего удивленного смиренного…

Ах доктор Рошковецкий ах заблудший брат иудей мой!..

И что не идешь ты к Стене Плача своей из империи Русской где словно горностай в клетке вьется мечется русский народ?..

Потому что в клетке нельзя жить а можно только умирать…

Ай дервиш Ходжа Зульфикар!..

Мусульманский брат мой!.. нынче осень златопадная виноградная царит в Душанбе…

Нынче гражданская война резня бой убийц автоматчиков в Душанбе…

Но я не хочу держать в руках автомат…

Я хочу держать в руках книгу…

Мой народ — Народ Книги…

И я забрёл средь пуль в городскую пустынную Библиотеку…

И я один средь древних святых забытых книг сижу брожу в пустынной огромной Библиотеке Душанбе словно мумия фараона ожившая во чреве пустынной хладной пирамиды…

Один я блаженно читаю брожу витаю средь тысяч забытых книг средь кладбища усопших мудрецов и поэтов с которыми в войну никто не говорит…

И если я уйду к Стене Плача моей то совсем одиноки останутся тысячи книг в пустынной заметенной холодной золотой златопадной листвой Библиотеке…

И одиноки будут древние мудрецы и поэты заметенные золотым погребальным неистовым душанбинским листопадом…

…Ах доктор Рошковецкий хранитель тысяч забытых книг…

И ты их трогаешь тишайшими влюбленными перстами и бездонными очами…

Ты ль последний читатель в Библиотеке чрез широкие разбитые пулями окна заметенной неистовым златотканым злато-летучим листопадом листопадом листопадом…