осенних слезных студеных святых дивноструящихся
дымно хрустальных рощах рощах рощах
Но только Богородицу я вижу в святорусских
старорусских рощах невиновных
И листья сыплются слетают златолистья сыплются с берез
осин дубов
И в рощах дальных ясных нагих сквозит северный ветр
чичера и обивает дерева как топором
И в рощах ясных стало пусто дальне дальне далеко
И в рощах опустевших сиро дико и живется дышится легко
и далеко
И в рощах стало бездонно колодезно и далеко далёко
далеко вольно
И душно тесно тошно от нагих мясистых дымчатых
задумчивых стволов
И сумерки бегучие молочные уж зыблются покоятся
курчавые средь рощ
Но только Богородицу я вижу средь сиротских матерчатых
туманных дымных слезных смеркающихся рощ рощ рощ
Она витает от ствола к стволу и от плечей её относит ветер
древлий византийский снежный омофор
О мати мати там за омофором колыбельное дитя дитя дите
Там груди груди там соски клубятся девьим материнским
молозивом млеком первозданным первомолоком
Мати мати только Тя кормилица хранительница я вижу
средь студеных святых старорусских хладных
переславльских рощ
Мати мати там дитя у девьих земляничных лепится да
кормится у малиновых непуганных сосков
А утром первый снег на рощи упадет
Как Богородицы жемчужный кружевной летучий
позабытый омофор
Мати мати иль не хладно кормить средь хладных
древлерусских первоснежных дивных млечных рощ
рощ рощ
Мати мати Роженица вечная иль твое святое пролилось
во рощах русских скоротечно молоко
Далеко далёко далеко
Русь Русь Русь Русь
Обрящет обрящет обрящет обрящет
И оглянется оглянется отзовётся во лугах лугах святых
святых зальётся
И отзовётся в угнетенных окропленных окрыленных
колоколах колоколах исконных
И заполощет заполощет в рощах рощах сарафанами
росными росными
И наполнится наполнится неисчислимым воинством
степных захожих странников апостолов
И рассмеется рассмеется рассмеется у колодезей колодезей
взращенных во ладонях во Христовых
Киргиз-Кайсацкий Бог у юрты брошенной стоял стоял
дремал витал стоял
Киргизский Бог у юрты позабытой брошенной рыдал
И брошенный забытый чей-то молью сокрушенный
съеденный старинный ветхий древлий ширдак в руках
держал и к лику поднимал и очи талы очи божьи осушал
обтирал
И с Иссык-Куля словно одеяло с сына блудного грешного
жарко бездонно жгуче спящего снимал и подымал
великий ветр Улан
И шел на брег покорный адов ветр Улан
И подымал срывал с земли последнюю брошенную юрту и
в небеса вздымал как древлий кочевой киргизский
Ак-Колпак
И витал в небесах кочуя Ак-Колпак
И витала сиротою жемчужной юрта брошенная забытая в
небесах
И последний бай-манап брал нож у сарта-чабана-раба и
властно говорил: Раб! режь меня! я уж не бай-манап!
я бай-баран!
Пришли на землю ханскую бараньи рабьи времена!
Раб! режь меня!..
И резал горло бай-манапа бай-барана сладостный
заливистый ликующий чабан
Киргиз-Кайсацкий Бог один как бог на иссык-кульском
берегу стоял
Над ним витала позабытая перламутровая жемчужная
блаженная киргизов юрта сирота во небесах
как ак-колпак
Шел страшный святый Ветр Улан
Бог поглядел на юрту и сказал: Земля киргизская пуста
темна!
Сегодня кочевать спать ночевать придется в юрте бешено
летящей в небесах!..
Аллах!..
Уран!..
Иссык-Куль брег страна лазоревых теплых прибрежных
камней камней камней
Спи путник странник Зульфикар Ходжа бездомник средь
теплых чарых летних ленных дней и ночей
Спи певец безродник одинокий на каменных постелях
колыбелях спи ложись дремли чуди бездомник
сирота певец
Спи и накрывайся одевайся теплым мшистым древлим
камнем одеялом
Спи бездомник певец
И матерь Муризза-Ханум давно усопшая ушедшая дорогой
невозвратной мертвецов придет среди ночных постелей
камней
И матерь бродит средь постелей камней
И матерь грядет бродит средь лунных камней и ищет
заблудшего сына певца своего
Спи спи спи дитя певец пока не повеет льдами с
тяньшанских столбовых пирамидальных елей с маковых
мятных сыртов с джайлоо хладных овец овец овец
Спи певец пока не придет шайтан улан ветр ветр ветр
Читать дальше