Владимир Максимов - Ковчег для незваных

Встречала его целая компания местных чинов, среди которых выделялся дородностью и руководящей повадкой высокий, сравнительно молодой еще парень, отрекомендовавшийся начальником Гражданского управления острова Приходько.

Гурьбой, на двух стареньких «газиках», они отправились, как выразился один из встречавших, на «русскую хлеб-соль». Дорога вытягивалась вдоль низких, барачного типа, только с плоскими крышами, построек, еще сравнительно ухоженных, с огородными палисадничками перед каждым.

Поглядывая сквозь ветровое стекло на эту японскую идиллию, Золотарев невольно усмехнулся про себя, заранее представляя, в какие развалюхи и хляби превратится она — эта идиллия, — когда сюда пьяной саранчой нахлынет орава вербованных, состоящая из среднерусских мужиков и недавних головорезов штрафных рот.

Словно угадывая его состояние, сидевший сзади Приходько произнес:

— Постепенно ломать будем эти карточные домики, не для русского человека такое жилье: ни печки путной, ни устойчивости, жилец в нем, как в спичечной коробке! Вот и приехали!

Чайная, у которой они остановились, располагалась в деревянном и потемневшем от ветров и сырости особнячке с боковым входом для важных гостей, стоявшем на взгорье, откуда виднелось море.

За много лет службы на высоких должностях Золотарев изучил ритуал этих дежурных застолий до мельчайших подробностей, но, не будучи к ним особо расположен, умел — и всегда вовремя — выйти из игры, тем более это легко было сделать здесь, где он оказался в кругу подчиненных. Поэтому, когда торжественные тосты были закончены и гостевание начало заметно переходить в заурядную попойку, он поднялся:

— Делу время, как говорится, у нас с вами большое хозяйство, товарищи, работать пора. Товарищ Приходько, познакомьте меня с вопросами.

Тот покорно поднялся:

— Есть познакомить с вопросами, — сообразительно принял он тон гостя. — Пора, товарищи. Прошу ко мне, товарищ Золотарев.

Золотарев по опыту знал, что творится сейчас в головах собутыльников, но не в его правилах было всерьез принимать настроения подчиненных: потерпят, ему тоже приходится порою терпеть: полез в номенклатуру — терпи от старшего и дави на младшего, так компенсируется в их среде уязвленное самолюбие, не маленькие — должны знать!

В кабинете начальника Гражданского управления Приходько он по-хозяйски сразу же уселся за стол:

— Ну рассказывайте, что тут?

Золотарева не интересовало положение на островах, он получил необходимую ему информацию еще перед отъездом, но это было в их среде правилом или некой повинностью, которую он отбывал, чтобы сохранить лицо, проявить свою власть, поставить подчиненного на место. И Приходько принимал его игру тем легче, что на месте гостя он поступал бы точно так же:

— Главный вопрос сейчас — переселение японцев, их присутствие действует на приезжающих разлагающе. Затем — жилье, но с этим пока обойдемся, народ у нас выносливый, кому не достанется — перезимуют в землянках. Ну и, конечно, продовольствие. Завоз идет с перебоями, хотя, в крайнем случае, тоже перебьемся…

Тот колыхался перед ним своим большим телом, преданно устремлялся к нему широким лицом, с солидным видом хитрил этими самыми «с одной стороны», «с другой стороны», но слова его почти не задерживались в сознании гостя. Мысленно Золотарев уносился сейчас к своей молодости, к той единственной для каждого поре, откуда всю жизнь на человека наплывают сны и видения, запахи и краски, лица и голоса.

Путь, что прошел он от первой деревенской горечи, казался ему теперь по-настоящему непостижимым. Как, по какой воле сычевский мальчик мог пройти этот путь, не погибнув и не оказавшись среди тех миллионов, какие сгинули в гнилых бараках лагерной системы? и что, наконец, определило его судьбу?..

— Да, вот еще что, — голос хозяина вновь пробился к нему, — бумага тут одна из Москвы поступила, чудят, ей-Богу, будто нам здесь больше делать нечего, как приходы открывать! Вот полюбуйтесь…

И то, что Золотарев увидел и прочитал, резануло его под самое сердце и голова у него пошла кругом: вот она, судьба-то, не успел спросить — уже отвечено!

В бумаге, которую пододвинул ему хозяин, Всесоюзный совет по делам церквей предписывал Гражданскому управлению — и уж кто-кто, а Золотарев-то знал, что не без указания с самого верха, — открыть в Южно-Сахалинске церковный приход и рекомендовал для замещения должности проживающего на островах гражданина Загладина Матвея Ивановича.