Поль-Лу Сулицер - Конгломерат

Внезапно, когда Грегуар небрежно проводил пальцем по кожаному корешку какой-то большой книги, у него возникло странное чувство. Грегуару больше, чем когда-либо, казалось, что он у себя дома. По силе это ощущение нельзя было сравнить с тем, что он испытывал в Крезе, в Японии и даже в Лондоне.

Такое влияние оказал на него не взгляд Орнеллы, хотя Грегуар в полной мере почувствовал всю его силу, а сама атмосфера этого просторного жилища, которое, казалось, открыло Грегуару свои объятия, как это сделал дон Мельчиорре.

Дверь, ведущая в библиотеку, была закрыта. Несмотря на это, Грегуар время от времени слышал то низкий голос дона Мельчиорре, то тонкий и страстный голос Орнеллы. Что за вопрос они решали? Спорили они или просто обсуждали дела? Прислушиваться было бесполезно. Грегуар не так хорошо понимал итальянский, чтобы попытаться извлечь хоть какую-то информацию из этой дискуссии. К тому же, может быть, потом он обо всем узнает.

Молодой человек подошел к дубовому столу в центре комнаты и налил свежего лимонного сока, подсластив его двумя кусочками сахара. Потом он вымыл гроздь винограда в наполненной водой чаше и взял два спелых персика. Затем Грегуар сел в большое кресло, обтянутое плотной тканью, и стал смотреть в окно на равнину, которая простиралась перед глазами обитателей замка.

Незаметно молодой человек задремал. За последние двадцать четыре часа у него не было времени отдохнуть. Особенно начиная с этого безумного утра, когда он отправился в Каза Манцони, даже не предполагая о том, что с ним может произойти.

Проснулся Грегуар от нежного прикосновения руки. Он сразу же открыл глаза. Был уже вечер. Молодой человек спал довольно долго. Несколько секунд ушло на то, чтобы понять, где он находится и кто эта молодая женщина со светло-пепельными волосами, которая пытается вернуть его в реальный мир.

— Вы отдохнули? — спросило лицо на великолепном французском.

— Простите, — произнес Грегуар, выпрямляясь в кресле. — Так глупо получилось…

— Не извиняйтесь. Я позволила себе разбудить вас, потому что вечером здесь становится довольно прохладно. Я хочу предложить вам пройти в летний сад, с другой стороны замка. Там вы можете еще подремать до ужина, если только не хотите подняться в комнату, которую приказал приготовить для вас отец…

— Комнату?

— Отца вызвали на один из его заводов. Он вернется к ужину, а мне он приказал не отпускать вас! — сказала девушка, и на ее лице, одновременно юном и серьезном, появилась широкая улыбка. Орнелла принадлежала к тому типу женщин, которые могут внезапно меняться, демонстрируя то жестокость, то трогательность, способные как соблазнить, так и уничтожить. К тому же она была достойной дочерью своего отца и, несомненно, знала об этом.

— О сне не может быть и речи. Для этого есть ночь! — произнес Грегуар радостным тоном. — Но я отправлюсь в летний сад, если вы составите мне компанию. Не беспокойтесь, я не собираюсь убегать. Вы прекрасная надсмотрщица, и я не хотел бы, чтобы дон Мельчиорре злился на вас!

— Тогда следуйте за мной, — сказала она, протягивая руку молодому французу, чтобы помочь ему выбраться из глубокого кресла.

Они пришли на старую веранду, пол которой был покрыт мрамором. Через приоткрытое окно в стеклянной крыще проникал свежий воздух. Восхитительные магнолии украшали стены веранды и бронзовых ангелочков, которые блестели от воды, падающей на них из фонтана.

— Вы выпьете чего-нибудь? Вина, граппы, кьянти?

— Но ваши родители, ваш отец…

— Мама крайне редко выходит из своей комнаты и из кухни.

— Она болеет?

— Болеет? Нет, Моя мать работала с девяти лет и сейчас говорит, что ее жизнь прошла мимо. У нее меланхолия. И чем более активным становится мой отец, тем более меланхоличной она становится. Мама мечтает о том, чтобы он никогда не покидал замок. Но вы ведь знаете моего отца…

— Да нет, не очень хорошо…

— Я хочу сказать, что никто не может его контролировать — как в семейной жизни, так и в делах.

— А вы?

— Что я? — спросила Орнелла.

— Я уверен, что вы имеете определенное влияние на дона Мельчиорре.

Она расхохоталась, словно Грегуар удачно пошутил.

— Вы действительно его не знаете! Влияние на моего отца! Это невозможно! Может, он и сам так иногда думает, не замечая, что идеи, которые я ему подсказываю, являются в большинстве случаев его же идеями, только немного переформулированными. Но здесь все исходит от него, проходит через него и заканчивается на нем же. Он абсолютный монарх, а я что-то вроде того, кого вы, французы, называете королевским шутом. Я научилась отвечать ему, отстаивать свое мнение, не поддаваться. Но дон Мельчиорре — это дон Мельчиорре, даже для своей дочери, мсье Батай.