Игорь Мощицкий: Иосиф и Фёдор

А через год до меня дошли слухи, что рыженькая девушка родила дочку и что отец девочки – Федя. Этим слухам я не поверил. Ведь прелюбодеяние запрещено седьмой заповедью, полученной от Бога, и высоконравственный Федя не мог ее нарушить. Но оказалось, нарушил. Это подтвердила Елена Викторовна.

– Он сам мне признался, что дочка его, – поведала мне она, – и я сказала ему: “Федор Николаевич! Если вы уйдете сейчас к своей рыженькой, то в придачу к дочке получите квартиру, машину и дачу, но оставите жену Люду на улице. Это будет плохой поступок”.

И высоконравственный Федя прислушался к высоконравственной Елене Викторовне и остался с Людой.

А судьба рыженькой девушки оказалась ужасной. Всю дальнейшую жизнь она жила с обидой в душе. У нее изменился характер, появилась губительная для собственного здоровья желчность, которую раньше в ней и предположить было нельзя. Она вырастила дочь одна и умерла, когда той не было и двадцати пяти лет. Говорили, что на похоронах Федя и его дочь стояли рядом, и оба плакали. Такое печальное продолжение было у научного семинара в заводском хозяйственном блоке. А Федя, которого на заводе с каждым годом ценили все больше, получил вторую квартиру, которая была несравненно лучше первой: и больше, и современней. Кончились годы скитаний с Людой по чужим углам. Казалось, живи и радуйся.

Меня пригласили на новоселье. Было шумно и весело. Гости желали Феде и Люде жить в новой квартире долго и счастливо. Но долго и счастливо не получилось. Года через три после новоселья Федя ушел с завода, потеряв любимую работу, статус звезды отрасли и очень приличную зарплату. Зачем он это сделал, никто не знал. Я думаю, ему было тяжело встречаться на работе с рыженькой девушкой, которая после окончания декретного отпуска вернулась на завод. А еще через несколько лет он ушел от Люды, благородно оставив ей квартиру, которую заслужил тяжелым трудом на заводе. Прямо традицию создал: каждой оставленной жене по квартире. Сам же, естественно, снова оказался на съемной площади.

Он начал работать в НИИ иной специализации, чем у завода, которому отдал двадцать лет жизни. По неписаному закону в любом НИИ для карьерного роста необходима ученая степень, и Федя это понимал. Гриша Журавлев, который к тому времени уже заведовал кафедрой, предлагал Феде поступить к нему в аспирантуру, и тот вроде согласился.

– Я его лично отвел в комнату, где заполняют анкеты, и оставил там. Мне надо было к студентам спешить. А когда вернулся, Феди в комнате уже не было. Я спросил: “Где анкета Логинова?” А мне сказали, что Федя посидел, подумал и ушел. Анкету заполнять не стал. Ну что тут сделаешь? – рассказал мне Гриша.

Сделать ничего было нельзя. Федя не хотел писать диссертацию. Я думаю, он считал, что деление людей на имеющих ученую степень и не имеющих ее подобно делению их на богатых и нищих. Очень похоже на позицию Бродского, озвученную им в Нобелевской лекции. Однако с такой позицией, несмотря на эрудицию, ум и знание языков, невозможно было снова стать звездой даже отдельно взятого НИИ, не то что малознакомой отрасли. И снова звездой он не стал.

Но во времена, когда он был звездой и когда ею уже не был, у Феди было любимое занятие – перечитывать стихи Бродского. Благодаря работе его жены Люды в книжном магазине у них появились знакомые из общества “Знание”. Некоторые из этих людей считали своим долгом нести в массы и те знания, которые властями не приветствовались. Через них Федя с Людой получали стихи Бродского, иногда отпечатанные на листках бумаги (самиздат), а иногда изданные в США (тамиздат). Наизусть стихи Бродского Федя никогда не читал, но любил цитировать по многу раз некоторые его строчки. Вспоминая политическую ситуацию прошлого, он повторял: “Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря”. Для нынешней ситуации подходила другая цитата: “Говоришь, что все наместники ворюги? Но ворюга мне милей, чем кровопийца”. Красивую женщину, по его мнению, лучше всего характеризовала фраза Бродского: “Ты, гитарообразная вещь со спутанной паутиной струн”. Но чаще всего он повторял его строчку “Купи себе на ужин какого-нибудь красного вина”, воспринимая ее как руководство к действию.

Еще несколько капель гуаши

Дня через два после встречи сокурсников произошло удивительное, по крайней мере для меня, событие.

Я пришел домой со своей унылой службы и перед тем, как сесть ужинать, привычно включил приемник, чтобы послушать Би-би-си. Передавали последние известия. Главные новости те же, что вчера и позавчера: перестройка, гласность, Афганистан. Далее следовала аналитическая программа “Глядя из Лондона”.