Наталья Алексютина - Исповедь рецензента

Автобус, вспарывая воздух шумом двигателя, подъезжал к городу. Моя собеседница, устав от монолога, смотрела в окно. Было светло. И только дальний краешек неба начинал натягивать на себя одеяло сумерек.

Я люблю книгу за возможность погружения. В ее густую, плотную толщу. За возможность побарахтаться на поверхности, а потом, увлекшись чьим-то незнакомым сердцем, легко и бесстрашно нырнуть в абсолютную бездну слова, в постижение его смысла. Книга в отличие от океана не скупится на безболезненность погружения, не угнетает колоссальностью давления и, главное, всякий раз демонстрирует себя в качестве шанса на спасение. Объединяет ее с водной стихией лишь одно — глубина.

Новую книгу рассказов «Вдвоем» (Издательство «Андреевский флаг», Москва, 2003) молодой талантливой писательницы Лидии Сычевой я бы хотела сравнить с океаном, но весь ассоциативный ряд перекрывает его масштабность, грандиозность, вызывающая благоговейный ужас. Книга Сычевой рождает во мне, как в читателе, иные, теплые эмоции, поэтому осмелюсь представить ее уютным, чистым озерцом где-нибудь в центральной полосе России. В этом озерце вода — светлее не бывает! А в небе над ним — «…Боже, какая звездность и какая лучистость! Кажется мне, что и звезды в инее и, удивительно, как же я этого не понимала, не видела прежде! Они кружатся, дрожат, складываются в картину; и видится мне, будто по белому пути скачет звездный князь, серебристый, молодой, веселый вечный воин. Летит по небу, отпустив поводья; бьет норовистый конь копытом по Млечному пути, высекает серебряные искры… Он один в небе — среди звезд!» («Иней»). Прозрачность и в то же время объемность любого рассказа делают его похожим на волну. Она каждый раз неповторима, хотя ее и задумчивость, и неукротимость стремятся к одному берегу. Берегу любви.

Книга не случайно обозначена коротким и заветным определением «Вдвоем». Куда бы ни уводило повествование очередной истории, оно неизбежно возвращается к феномену любви. Которой, как бы ополоумевший мир не сопротивлялся, все равно остается неизмеримо больше, чем ненависти. Потому что на этом зиждется жизнь. И бесхитростной тетке Марии («Летним днем»), и утонченной Веронике Александровне («Ворона»), и деловой Ольге («На Канарах») нужна, необходима, как воздух та сладкая мука, то страдание и наслаждение одновременно, которое человечество именует любовью. Каждая из них по-своему отвергает поэзию одиночества, хотя бы потому, что в этой поэзии не одна строка омыта слезой. «Лишь под утро она забылась тревожным, туманным сном, но как только Мишка открыл глаза, она проснулась, глянула в его усталое, озадаченное лицо и с готовностью заплакала. И в этих слезах, помимо ее воли, все же больше было счастья, чем страдания. Счастью принадлежала огромная, заповедная, не открытая до последнего времени территория ее души, и удивительно, сколько красоты, нежности, вдохновения здесь было сосредоточено, и страшно было теперь, с пробуждением, все терять» («Ворона»).

Лидия Сычева не устает отрицать безнадежность как стиль существования. В ее прозе нет неправдоподобно яркого серпантина и оглушительных фанфар, в ней сосредоточена отчетливая философская мысль: любовь — дар, дари ее, и, вернувшись, она сделает тебя счастливее. «И теперь, при утреннем, ясном свете, люди уже не казались мне одинокими во вселенной, наоборот, и жизнь, и земля, и видимые и невидимые просторы — все вдруг представились мне сиротами, нуждающимися в любви каждого из нас. И я вдруг поняла, что и нашу землю, и облетающие осенние березы, и ночной звездный свет я люблю не меньше, чем моего мужа, моего ребенка и моих родителей. И что все это я люблю одной, неразделимой любовью» («Утро и ночь в сиротском приюте»).

Рассказы в книге объединены в циклы, и в образном варианте сравнимы с кругами на воде. Брошен камушек встречи, события, и от него во все стороны разбегаются размышления, зарисовки, этюды. Одна жизнь перетекает в другую, одна судьба отражается в другой, но всякий круг непременно очерчивает пространство любви. И даже, если открыть книгу на середине и с налету пройтись по строчкам, разговор автора с читателем ни на миллиметр не уклонится от заданной территории добра и надежды. Этот прием Лидии Сычевой как спасательный круг. Как возврат, оглядка на изначальную способность радоваться ближнему, верить в лучшее, что в нем есть. В этом Лидия Сычева — долгожданная преемница классиков одухотворяющей русской литературы.