Денис Гуцко - Русскоговорящий

Голос Стодеревского падает откуда-то сверху:

— Това-арищи офицеры, как вам не стыдно! Ну ладно солдаты — они в первый раз. Но вы же ка-адровые военные!

Он стоит залитый текучим пульсирующим светом. Широко расставив ноги, задрав упёртый в сгиб локтя автомат, укоризненно качает головой. На нём единственном — афганская «песчанка», настоящая боевая форма.

«Красиво, — думает Митя — Но ведь красиво!»

Правду говорят о Стодеревском: герой. Вот: ракурс снизу вверх, соткан из пульсирующей ткани пожара, особенный, отличный от всех остальных. В Афгане он командовал батальоном и однажды вывел его из безнадёжного окружения. Ему дали подполковника и медаль «За боевые заслуги». И назначили командиром образцово-показательной учебной части, лучшей в ЗакВО. В ленинской комнате лежит брошюра, в которой описано, как батальон попал в кольцо среди раскаленных сопок и как спасся благодаря выучке и отваге комбата.

Росту в нем под два метра, и ракурс снизу вверх ему, в общем-то, должен быть ему привычен. (Военврач Синицын, правда, повыше, но толку… Синицына разглядываешь запросто, без душевного подъема.) Иногда, когда у него хорошее настроение, Стодеревский рассказывает занятым какой-нибудь сборкой-разборкой взводам о том, что в руках настоящего воина — даже шомпол опасное оружие. Под Кандагаром, например, двое душманов, зарезав уснувший караул, перебили шомполом целый взвод. Зажатый в кулаке, он подносится к уху спящего, и сильным ударом вгоняется вовнутрь

— Только перед самым ударом нужно будить, поймать момент, когда человек начинает просыпаться. Тогда он не кричит.

Голос у Стодеревского приятный, обволакивающий бархатом. Как у Деда Мороза на детсадовской ёлочке. Он слегка пришепётывает, самую малость — шипящие просто цепляются своими ножками за его пышные льняные усы. Он никогда не кричит. Солдаты никогда не говорят о нем гадостей. По воскресеньям на спортивном празднике первым бежит по желтому пыльному серпантину до горного озера. Тем, кто его обгонит — увольнительная. Но кажется, его никто ни разу не обгонял.

— Вставайте. БТР перевернулся, потому что въехал в ливнёвку.

Офицеры встают. Пряча сконфуженные лица, отряхиваются, ищут слетевшие фуражки. Встают и солдаты. Замполит, который ехал, видимо, в одной машине с командиром — а стало быть, не летел вверх тормашками, а стало быть, не плюхался грудью на дорогу — стоит, расправив плечи.

202-й и на этот раз замыкал колонну. Остальные борта, удачно обогнувшие преграду, давно ушли вперед. Стодеревский отослал и свой БТР, четверо офицеров и пятеро солдат остались без транспорта.

В домах за высокими каменными заборами темно. Дома притаились. Наверное, собак здесь не держат. Неужели нет совсем никакой живности? Ни звука…

Кочеулов, цветом красный, кусает нижнюю губу и отворачивается. В глазах его слезы.

— Он все правильно сделал, — шепчет как бы в оправдание взводному Земляной — По уставу.

— И что теперь, — шепчет Бойченко — Так война или не война?

Пожарная машина горит с двух сторон, с морды и с задка. Подожгли недавно, пламя не успело разгуляться. Солдаты смотрят в него заворожено. Перевернутая пожарная машина, горящая посреди ночного переулка в незнакомом чужом городе… Видимо, уловив общее настроение, Тен вздыхает:

— Пикассо, бля.

— Строиться! — командует Стодеревский.

Кочеулов подхватывает:

— Взвод, строиться в колонну по два!

— Водитель остается охранять БТР. Заодно постараешься потушить эту дуру.

У Решетова глаза как теннисные мячики.

— Товарищ подполковник, я ж без оружия, а если…

Обрывая его, сверху из переулка выскакивают, с размаху плещут тенями под ноги автомобильные фары. Машина несется во всю дурь, стремительно приближается. «Волга», на этот раз белая. Стодеревский машет рукой — мол, стой, глуши. «Волга» и так уже скрежещет тормозами, замирает, но вдруг взвыв всей утробой, срывается задним ходом.

И как только…

…странно…Странно, когда так. Страшно быть куклой, двигать деревянными руками, вертеть головой из папье-маше. Хочется ведь понимать то, что происходит с тобой. Но никогда, ни через сутки, ни через годы Митя так и не сможет понять, что это было. Без приказа, без командного жеста, не за кем-нибудь первым, самовольно сыгравшим роль вожака — синхронно, будто ведомые общим инстинктом, будто в коллективном гипнозе, — только что встав в колонну…

…как только «Волга» пускается наутек, они кидаются следом. За слепящими лоскутами света. За орущим панически двигателем. За кем? — Неважно. Вперед, вперед!