Василина Орлова: Квартет

— Прекрати кривляться! — Силой воли я прихлопнула его.

— Движенья нет, движение — отсутствие покоя, — воскликнул безо всякой связи третий голос. — Твое физическое тело — всего лишь отросток, не более чем условное обозначение. Твое отражение в стекле вагонной двери и пассажирка напротив тебя, которая задумчиво уставилась в пол, — это два отражения одного.

— Все желания исполняются, — мерно гудит четвертый, бас, — все намерения получают продолжение. Будь скотом или человеком, предметом или тенью предмета — ты не можешь быть частью, а можешь только считать себя таковой.

— Стоп. Молчать! Оставьте меня в покое! — закричала я и закрыла уши руками.

Пассажиры с беспокойством заоборачивались.

— Простите, простите, — бормотала я. — Я больна. Я, наверное, схожу с ума. Но мне уже лучше. Я уже ухожу, прощайте. Мне станет легче, уверяю вас.

Задерживать меня никто не собирался.

Я была наверху, у Кремля, и на минуту застыла: мне показалось, что на башнях вместо красных пентаклей машут мне белыми крыльями ангелы. Или они пронзены шпилями и бьются из последних сил в попытке взлететь. Наваждение не рассеивалось.

Я летела к церкви Богородицы (почему-то именно в эту церковь, я знала, мне надо попасть). У входа в Исторический музей предо мной предстал человек с половинчатым лицом. Правая часть была красива, обрисованная мягко, глядела на меня теплым, проницательным, всепрощающим взглядом. Левая же половина лица была уродливо перекошена, с хищным крылом носа, заостренной скулой и впалой щекой. Прищуренный глаз был яростен. В правой руке человек держал зонтик-трость, но, приглядевшись, я поняла, что это шпага в дивных инкрустированных ножнах. В остальном он был совершенно обыкновенным.

— Кто ты? — спросила я, замирая. — Почему преграждаешь мне путь?

— Я стражник, — сказал человек, и правая половина его лица грустно улыбнулась, а левая еще более посуровела.

— Ты не пустишь меня? — тревожно спросила я.

Мне почему-то стало понятно, что я не в силах отослать его.

— На все ваша воля, — чуть поколебавшись, повторил чужие слова странный человек.

— Я хочу пройти, — вложила я в слова всю свою силу.

— Ты должна знать, зачем, — невозмутимо проговорил он.

— Это необходимо!

— Ты согласилась быть королевой?

— Нет, я еще не дала согласия!

Он коснулся моего плеча шпагой. И занавес упал.

Надо мной суетились люди. Над ними летело, изменяясь, небо. Уже приобретшее свой серый цвет.

— Ты кто такая? — спросила женщина в белом халате.

— Королева, — прошелестела я пересохшими губами. И снова впала в забытье.

— Вероятно, общее переутомление. Но это предварительный диагноз. Конечно, ее придется оставить на какое-то время у нас под наблюдением, — говорил женский голос.

— Что произошло? — спросил мужской.

— Из сопроводиловки следует, что ее подобрали на улице. Была без сознания. Бредит балом, на котором должна присутствовать. Бормочет другие странности — о каких-то монетах, манекенах, Христе. Просит, чтоб ее оставили в покое.

— Бушевала?

— Да, рвалась, вскакивала, кричала что-то. Перепугала всех больных. Пришлось положить на вязки.

Я открыла глаза. Вокруг бродили тени. Сфокусировав взгляд, увидела женщин в ночных рубашках. В затрапезных халатах. Они ходили, невидяще косясь на меня. Я дернулась. Но сесть не смогла — что-то удерживало. Переведя взгляд с белого потолка на руки и ноги, я с ужасом увидела, что они разведены и привязаны к кровати.

— Ну вот, проснулась. Здравствуй, — сказал доктор, приближаясь ко мне. — Как ты себя чувствуешь?

Я посмотрела на его красное лицо в капиллярах и еще раз попыталась встать. Бесполезно. Тогда я заплакала.

— Ну, ну… Успокойся. И лежи себе, лежи. Синяк вон нянечке поставила. Зачем?

— Сильная, чертовка, — покачала головой нянечка. — Такая хрупкая, а двоих взрослых женщин раскидала. Пришлось даже больную на помощь звать.

Я обернулась и увидела ту, которую санитарки звали на помощь. Она глядела на меня в упор. Глядела и не видела. Я узнала в ней кого-то очень знакомого и прикрыла глаза. Мне было почти все равно.

Попробовала вспомнить «Отче наш», но восторженный хор грянул непонятные слова:

— Сделайте ей укол… Не бойся, это просто успокаивающее.

Проваливаясь куда-то в темноту, я успела увидеть себя посреди высокого зала. В ослепительно белом платье. С ажурным серебряным гребнем в распущенных волосах.