Василина Орлова - Квартет

— Отразится ли на ней, если, предположим, я отсюда уйду? — полюбопытствовала я.

— Она уйдет тоже.

— Со мной?

— С собой, — поправил Баркаял. — Здесь она, конечно, умрет. Но уверяю вас, она не стремится здесь жить. Ей нужно только, чтобы вы простили ее.

— Но за что? Чем она провинилась передо мной? — закричала я. — Чем? И как, наконец, мне простить ее?

Медсестра подошла ко мне, заботливо обхватила за талию, увела в палату, приговаривая:

— Тихо, тихо. Ну, сейчас все будет спокойненько.

В двери палаты я обернулась на Баркаяла. Он смотрел мне вслед взглядом, в котором не было ни намека на ответ.

На той черной поляне стоял терем бревенчатый, без единого гвоздя сложенный.

— Тут, тут и живет бабушкин братец, — обрадовалась Ингигерда. — Испокон века его дедина-вотчина.

Поднялись путники на крутое крыльцо, постучали. Тронул Баркаял тяжелую дверь дубовую. Не поддалась она — петли заржавели. Поднатужился, толкнул дверь — со страшным скрипом раскрылася.

Вошли в горницу притихшие, хмурые. Нежилой дух. Понизу погребной сыростью тянет.

— Есть кто живой? — проорал дежурное кот Василий.

Ответом — та же дежурная тишина.

Ингигерда шепнула что-то своей вороне. Та снялась, покружила, влетела в прореху между бревен. Неведомо, что увидела Ингигерда оттуда, сверху, вороньими глазами, а только проговорила:

— Помер, стало быть, здешний хозяин.

— Так он же бессмертный? — удивился кот.

— Дожили. Бессмертным ни на Земле, ни в иных мирах не осталось места, — горько усмехнулся Лукоморьев. — Отчего ж помер дедка?

— А кто знает? — отвечала Ингигерда. — От жизни, должно быть.

— Может, его какой богатырь завалил? — предположил кот.

— Это какой богатырь?

— Ну, Дункан МакЛауд.

— Не родился еще такой Дункан, чтоб с нашим Кощеем справиться.

— Патриотка квасная, — хихикнул клон.

— Так и уйдем ни с чем?

— Стойте. Я знаю, у Кощея блюдечко было, — оживился кот, — а по нему яблочко наливное каталося. Если бы его найти, спросить, что с девицей. Перерыть здесь все.

— Не обидится хозяин-то? — с сомнением спросил Баркаял.

— А чего ему обижаться, — обернулся кот Василий. — Фараоны не обижались, когда их пирамиды разоряли.

— Ты прости нас, хозяин, — все же сказал в потолок Баркаял. — Шли мы к тебе за советом. Нужно нам царевну найти.

За таким ласковым словом появилось на столе блюдце, а на нем яблочко.

Покатилось яблочко по тарелочке вслед за голосом Ингигерды.

Отразились на дне тарелочки не холодные водяные струи, не свечи сосен. Отразилась каменная церковь, созданная самим временем, — скала, а в скале пещера…

Сегодня мой утренний мозг напрочь отказывался верить в существование чертовщины.

«Хватит, — твердо сказала одна моя часть. — Достаточно с тебя этих сказок и выдумок. Надо жить в действительном мире, только в нем можно реализовать себя».

Моя вторая часть, испуганная этим внезапным прозрением, что-то залепетала в свое оправдание, но, устыдившись, смолкла. В голове мелькнула невнятная фраза из учебника по психологии: «Человеческое сознание характеризуется тем, что в первую очередь диалогично». Чем оно характеризуется во вторую очередь, осталось неясным.

Как бы то ни было, я почувствовала облегчение. Наконец-то я пребывала в полной уверенности: сквозь закрытую дверь ко мне никто не войдет. Мир прост, понятен и внятен. Он тверд, осязаем, шершав, мягок, сух и мокр, если так можно сказать и если дотронуться до моих щек… Я вытерла слезы. И прямо сквозь стену в комнату вломился гном-хранитель.

— Простите, госпожа, что вторгаюсь в ваш сон…

— Вон! — страшно закричала я.

Ойкнув, гном шарахнулся к стене и пропал.

Я же осталась тупо глядеть на стенку. Подошла, дотронулась: мир тверд и шершав. Бетонная стена — это вам, граждане, не иллюзия. Я могу попробовать пройти сквозь стену. Но для этого шага нужно отказаться от здравого смысла. И стена вернет его.

Гном был моей галлюцинацией. «Может быть, я сама — галлюцинация?» — спросила я изнутри хваленое человеческое сознание. Оно, проникнувшись идеей диалогичности, отвечало двояко. Я устроилась у подоконника, прихватив лист бумаги, поудобнее утвердила между пальцами шариковую ручку. Надо разобраться с реальностью. Надо подробно, не пропуская ничего, изложить произошедшее за последние месяцы. Это хоть в какой-то мере отделило бы реальность от всего остального.