Василина Орлова - Вчера

Вам когда-нибудь случалось перебирать картошку? Нет, я хочу спросить: перебирали ли вы картошку, как я? В том смысле, что перебирали ли вы ее весь день? Прекрасен вольный труд земледельца, самоотверженный и благой.

Опустим кое-какие ботанические сведения. О том, что картошка не растет на деревьях. Скажем только, что выкопанная, она делится на базарную, едовую, семенную и поросячью.

Базарная картошка не единственно возможная модификация сего корнеплода. Бабушка убила бы вас за непонимание этого обстоятельства.

— Сюда, кажу, базарну, — хватает она Лешку за руку, — а ось сюды — нам, на ижу. Это — на посев, а це хрюшкам.

Перед нами корзины, позади нас — слава героев.

Я перебираю, а в голове почему-то достопамятная Лешкина контрольная работа по предмету «Человек и общество». Работа, которая ввергла всех домашних в шок. Тема была — смысл существования человечества. Вот этот памятник современной письменности, помню его дословно: «Я думаю, что смысла существования человечества нету. Так же, как и нет смысла существования какого-либо отдельного человека». Все. Кратко и понятно. Веками человечество билось над этим вопросом, пока не пришел отдельно взятый его представитель, и не объяснил всем, что к чему. Доступно. Жаль, я не знаю, что ему за такую работу влепили. Но, вероятно, не шесть баллов.

Замучившись квалифицировать картошку на четыре вида, Лешка добровольно принимает на себя роль таскальщика, на его горб и совесть ложится задача перемещения картошки в погреб. «Таскальщик» звучит гордо. И отдохнуть можно, пока наша команда наполняет объемистые корзины.

Обычно после того, как ее выроют, картоха, прямо скажем, грязновата. Когда ее, уже подсохшую, перебирают, в воздухе летает тонкая пыль, она в коже, в волосах, в одежде. Ваши руки до локтей покрылись толстым слоем сероватой пудры.

Вы не верите, что насыпанная дедом пирамида когда-нибудь кончится. Вы начинаете падать духом, раздумывать о бессмысленности своего бытия, вздыхать, охать и, наконец, откровенно ныть. Пока кто-нибудь из взрослых не ломается, не отсылает вас куда подальше. Вскоре они, понятно, спохватываются. Дыра-то в стройных рядах зияет…

Лешка, пропадавший в погребе, до которого рукой подать, целую вечность, возвращается. Видит, как поредел ряд переборщиков, и в нечестивом гневе разражается тирадой:

— Мы что, будем перебирать картошку посмертно?

— Не посмертно, а пожизненно…

Я слышу все это из веранды. Чую, на какой грани терпение трудящихся. Хотела бы завалиться в дальней комнате на кровать с книжкой, но… Выхожу, как будто отлучалась только затем, чтобы хлебнуть молочка. Сажусь опять на корточки, перебираю…

Как часто наши подвиги остаются не оценены никем.

Если серьезно, как-то раз мы подсчитали, сколько бабушка выручает в базаре за ту картошку. Оказалось, дешевле было бы совсем не сажать ее. Но наши старики эту арифметику не приняли. Бабушка только обиделась: «Як це не сажать картопли?»

Вы знаете, что такое «поричка»? Если нет, вы не знаете Украины.

Белые и красные сочные грозди, ярко светящиеся в солнечных лучах, свисают с низких веток. В прожилках, капиллярчиках прозрачные гроздья домашней смородины. Люблю аромат кисло-сладкого сахарного сиропа, который плавится, побулькивает в медном тазу. Приятно предвкушать, что, может быть, именно тебе дадут облизать таз после того, как варенье разольют по банкам. Как раз на стенках скапливается самая вкуснятина, то, ради чего, по моему глубокому убеждению, и стоит варить варенье. Розовая, восхитительно нежная пенка.

— Сережка, хватит поедать ягоды. Ты их собирай, собирай, — советует Леша.

Мы все ревнивы к чужой работе. Лешке хорошо — он не любит поричку.

— Я и собираю, — то ли от непрошенных советов, то ли от кислой ягоды кривится Серган.

Его загорелая рука нежно обирает крохотные ягодки, не забывая время от времени отправлять круглейшие из них в рот. Он блаженно жмурится от того тихого звука, с которым лопается тугая тонкая оболочка. Маленький взрыв, от которого ломит скулы, приятная кислинка. Со звяканьем малюсенькие ягоды одна за другой падают на дно — чашки? Нет. Бидончика, может быть? Тоже нет. Тогда, вероятно, небольшой миски? Нет. Странно, куда же сыпятся эти прозрачные малютки? В ведро! В огромное, со всех сторон пузатое, синее металлическое ведро, которое наполнится только под вечер.

На Украине их никогда не называют подсолнечниками. Это слово непроизносимо. Настоящее их имя — подсолнухи, паляныци, соняшныки. Во всяком случае, так подсолнухи зовутся в Дударкове. Какая деревня без этого остроносого семени? Какая подлинно деревенская вечеринка обходится без хорошо, но не чрезмерно, прожаренных семечек?